– Мисс Беатрис, вы помните урожай, что был три года назад? – вдруг спросил Билл Грин. – Вы помните, как вы отдыхали у нас во дворе, пока мы готовили праздничный ужин? Как вы сидели на солнышке целый час, слушая, как вращается мельничное колесо и воркуют голуби? А помните, как по улице с пением проехали возы со снопами, как вы распахнули перед ними двери амбара, а наш сквайр, такой молодой и красивый, сидел высоко на снопах?

Я улыбнулась, с грустью вспоминая все это, и невольно кивнула.

– Да, – с нежностью сказала я. – Конечно. Это было такое чудесное лето! А какой тогда был урожай!

– Вы тогда любили нашу землю, – с тайным упреком сказал Билл Грин, – и все в деревне готовы были жизнь положить за одну лишь вашу улыбку. И в тот год, и в предыдущий вас считали богиней здешних мест, мисс Беатрис. А потом вас словно кто-то заколдовал, и все пошло не так. Неправильно. Совершенно неправильно!

Я молча кивнула. У меня под рукой была целая куча документов, которые свидетельствовали о том, что все действительно идет неправильно. Что мы на пути к полному разорению. Что мы приближаемся к нему столь же уверенно и неуклонно, как к нам приближается Браковщик. Я прямо-таки чувствовала в летнем воздухе легкий запах дыма. Кредиторы старались заранее выставить свои счета: они все знали. И я тоже знала. Широкий Дол задыхался от долгов, и кредиторы чуяли его крах, как лошади чуют надвигающуюся грозу. Как я чуяла запах того дыма.

– Так сделайте, чтобы все снова было правильно! – страстно и умоляюще прошептал Билл Грин. – Постарайтесь, мисс Беатрис! Приложите все свои усилия! Вернитесь к нам, вернитесь к этой земле! Сделайте так, чтобы снова все было правильно!

Я смотрела на него пустыми глазами, в глубине души страстно мечтая о возвращении на землю, о возвращении к старым способам хозяйствования. Но лицо мое оставалось застывшим и твердым, как мельничные жернова, а глаза были столь же холодны, как глубокий мельничный пруд.

– Слишком поздно, – сухо сказала я. – Зерно уже продано. Мне за него уже заплатили. Сделка заключена, и я ничего не могу переменить. Увы, в наши дни именно так ведутся дела, мельник Грин. Я понимаю, вам действительно грозит разорение. Но если я не буду поступать так же, как прочие землевладельцы, я тоже буду разорена. Не я выбираю тех, кто управляет нашим миром. Но я должна отыскать в этом мире свой путь.

Мельник тряхнул головой, точно борец, получивший неожиданный, оглушивший его удар.

– Мисс Беатрис! – сказал он. – Это на вас не похоже. Это вы не своим голосом говорите. Вы всегда стояли за старые обычаи. За старые добрые традиции, когда и крестьяне, и хозяева вместе трудились, когда людям платили по справедливости и у них было немножко земли, и выходной день, и возможность сохранить собственную гордость.

Я кивнула.

– Да, я стояла за старые традиции, – сказала я. – Но мир меняется, вот и мне пришлось перемениться.

– Так вот каковы вы, знатные господа! – воскликнул с неожиданной горечью мельник. – Никогда не скажете просто: «Да, я это сделал, потому что мне нужно как можно больше денег, и я непременно их получу, чего бы это ни стоило беднякам». Всегда говорите: «Таков новый мир». Но мир таков, каковы вы и другие знатные господа вроде вас. Вы решаете, каким быть этому миру, мисс Беатрис! Все вы – земле-владельцы, сквайры и лорды – делаете мир таким, каким хотите сами, а потом оправдываетесь: «Я, мол, ничего не могу поделать, таков наш мир!» Словно мир не по вашему желанию стал таким.

Я согласно кивнула, потому что он был прав, и холодно сказала:

– Ну что ж, Билл Грин, в таком случае вы можете поступать, как вам угодно, а я выбираю благосостояние Широкого Дола. Я хочу, чтобы моему сыну и мисс Джулии было что получить в наследство. И даже если это будет вам стоить вашей мельницы, даже если деревне это будет стоить жизни, я все равно буду поступать так. Аминь.

– Аминь, – невольно повторил мельник, словно все еще не мог понять смысл моих слов. Потом, как слепой, пошарил рукой в поисках своей шляпы – это была его воскресная шляпа – и надел ее на голову. На пиве, оставшемся нетронутым, уже осела вся пена, и оно выглядело каким-то неприятно мутным.

– Всего хорошего, мисс Беатрис, – сказал он отрешенно, словно уже вновь погрузился в печальные думы о своей мельнице.

– Всего хорошего, мельник Грин, – ответила я, понимая, что титула «мельник» ему долго не удержать.

Он вышел из моего кабинета, точно полумертвый. Беззвучно, безмолвно, не веря тому, что услышал.

Его серая в яблоках кобыла была привязана снаружи; он тяжело вскочил в седло, по-прежнему пребывая во власти своих мрачных размышлений, и проехал мимо моего окна. Затем я увидела, что Джон окликнул его – он и Селия как раз входили в садовую калитку, – и мельник Грин машинально приподнял свою шляпу, услышав, что к нему обращается знатный господин, но я сомневаюсь, что он что-либо еще понял. Его лошадь легкой иноходью двинулась по аллее; мельник почти опустил поводья и слегка подпрыгивал в седле. Он вез домой трагические вести. Сегодня в хорошеньком солнечном домике Билла Грина будут слезы; воскресный обед будет испорчен.

Джон и Селия были вынуждены тащиться по дорожкам с той же скоростью, что и малыши, а потому не скоро еще добрались до террасы и подошли к окнам моего кабинета. Селия, правда, чуть помедлила, чтобы посмотреть, отвлекла ли няня Джулию, которая подбирала на дорожке острые камешки, пытаясь сунуть их в рот.

– Чего хотел мельник Грин? – спросил Джон, стоя за открытым окном, словно дела поместья самым непосредственным образом его касались.

– Мы решали, как устроить обед по случаю урожая, – смело соврала я.

– Он проделал такой долгий путь в воскресенье, чтобы прикинуть, каким должен быть обед, который его жена сама столько лет подряд устраивала? – насмешливо спросил Джон.

– Да, – сказала я и прибавила с умышленной жестокостью: – Я сказала ему, что решать все будет Селия. – Селия так и подскочила, словно ее кольнули ножом, и я не сумела скрыть удовлетворенного блеска своих глаз. – Ты, разумеется, сумеешь все сделать наилучшим образом, верно, Селия? Ты ведь теперь так хорошо разбираешься в жизни нашей деревни. Праздник будет недели через три, в субботу. Примерно в то же время, как и обычно. Днем раньше или позже – никакого значения не имеет. Главное, чтобы имелось достаточно еды для восьмидесяти или ста человек и чтобы еда была свежей. – После этих слов Селия, по-моему, окончательно пришла в ужас, и я, глядя на нее, не смогла подавить короткий презрительный смешок и сказала: – Извините, но у меня очень много работы. – Наклонившись, я демонстративно захлопнула окно прямо у них перед носом, на мгновение встретившись через стекло с глазами Джона. Но даже он показался мне невероятно далеким.

Я была права, предсказывая хороший урожай. Но ошиблась, думая, что он будет убран в течение трех недель. Даже при жарком солнце, делавшем, правда, работу в полдень настоящим мучением, и при дополнительной команде жнецов из работного дома мы завершили уборку лишь на второй неделе августа.