Директор ФБР Эдгар Гувер отправил 2 января 1964 г. телетайп с пометкой «СРОЧНО» руководящему специальному агенту в Далласе Гордону Шанклину. Она касалась Ральфа Леона Йейтса. Гувер отметил, что предыдущее расследование ФБР вопроса о том, мог ли Йейтс находиться в своей компании в то время, когда, по его словам, он подобрал человека, похожего на Освальда, не дало достаточных доказательств «для полной дискредитации истории Йейтса». Поэтому Гувер приказал далласскому офису ФБР «провести еще одну беседу с Йейтсом с использованием полиграфа»{1876}, устройства, которое более известно как «детектор лжи».

В другой телетайпограмме от 4 января тоже с пометкой «СРОЧНО» Шанклин доложил Гуверу о результатах проверки Йейтса на полиграфе сразу после ее завершения: «Результаты проверки неубедительные, так как Йейтс не ответил должным образом ни на вопросы, относящиеся к делу, ни на контрольные вопросы»{1877}. Неубедительные результаты проверки на детекторе лжи вновь не позволили дискредитировать Йейтса. Но все еще было впереди.

Во время последнего визита 4 января в офис ФБР Ральфа Йейтса сопровождала жена Дороти. Он попросил ее пойти с ним. Спустя 42 года в интервью она рассказала мне, что произошло тогда с мужем. После проверки на детекторе лжи с «неубедительными» результатами ФБР сообщило, что ему необходимо немедленно отправиться в больницу Вудлон, далласскую психиатрическую клинику. Он поехал туда вместе с Дороти. В тот же вечер его признали психически ненормальным. Оставшиеся 11 лет жизни он провел как сумасшедший, меняя психиатрические больницы{1878}.

Резкое изменение психического здоровья Ральфа Йейтса, скорее всего, произошло в офисе ФБР 4 января 1964 г. То, что сказали ей в ФБР после проверки на полиграфе Ральфа, озадачило и встревожило Дороти:

«Они сказали мне, что он говорит правду [согласно показаниям полиграфа], но на самом деле он сам себя убедил в том, что это правда. Вот как все произошло. Он твердо верил в это, поэтому все это и случилось»{1879}.

Исходя из того, что в ФБР рассказали Дороти Йейтс, данные, которые зарегистрировал полиграф, а затем прочел полиграфолог, показали, что Ральф Йейтс говорил правду. В результатах его проверки стояла официальная отметка как «неубедительные» (это означает, что полиграфолог не был уверен, говорил ли Йейтс правду), только потому, что Эдгар Гувер и ФБР решали, что для Йейтса должно быть правдой. А она заключалась в том, что Йейтс не подвозил никого похожего на Освальда с «карнизами», поскольку для ФБР не могло существовать такого человека. Поэтому Ральф Леон Йейтс, будучи бескомпромиссным человеком (как показала его полиграмма), убежденным в том, что он точно это делал – подвез несуществующего человека, – мог лишь потерять связь с реальностью. Что для любого другого человека, прошедшего проверку на полиграфе, послужило бы доказательством правдивости слов, в случае с Йейтсом стало доказательством мнимой утраты связи с реальностью. Ужасная, но неоспоримая правда для Йейтса, состоявшая в том, что он помог человеку, который, как он думал, был убийцей президента, доставить то, что могло быть его оружием, в книгохранилище, была именно тем, что заставило его связаться с ФБР в первый раз. Теперь ему говорили, что все это было иллюзией. Так говорили в ФБР. Из-за непоколебимой убежденности Йейтса в обратном Эдгар Гувер и ФБР отправили его в психиатрическую больницу.

Что точно делали с Ральфом в последующие дни в больнице Вудлон, Дороти Йейтс не знает{1880}.

Она знает только, что примерно через неделю рано утром Ральф сбежал из Вудлона. В 4:00 она открыла входную дверь и увидела на пороге Ральфа. Он был босиком и в своей белой больничной одежде, а вокруг кружился снег. Ральф сказал Дороти, что сбежал из психбольницы. Он рассказал, как связал простыни и спустился из окна, а затем украл машину и приехал домой{1881}.

Ральфа так сильно терзал страх, что Дороти будет помнить его выражение лица еще многие годы. Он заявил жене, что кто-то пытался убить их и детей из-за того, что он знал об Освальде. Она быстро укутала своих пятерых сонных детей, самому старшему из которых было шесть. Ральф усадил свою семью в украденный автомобиль и увез подальше от дома. В последующие несколько часов отчаянные попытки мужа скрыться от убийц, которые могли поджидать их за каждым углом, беспокоили Дороти больше, чем сами неизвестные убийцы. Она вернула машину и сообщила о местонахождении мужа администрации больницы Вудлон{1882}.

За Ральфом приехали и отвезли обратно в Вудлон. Вскоре его перевели в государственную больницу Террелл – психиатрическое учреждение, расположенное примерно в 50 км к востоку от Далласа, – где он прожил восемь лет. Затем его направили в больницу для ветеранов в Вако, где он пробыл полтора года и, наконец, в государственную больницу Раск, в которой он провел последние полтора года своей жизни. В течение этих лет его периодически отпускали домой к жене и детям на 1–3 месяца. Но работать он больше уже не мог.

Курс лечения Ральфа, по словам Дороти, включал в себя прием транквилизаторов типа торазина и стелазина в таком количестве, что «они превращали его в зомби»{1883}. Он научился сопротивляться. Как и Авраам Болден в психиатрическом изоляторе тюремной больницы в Спрингфилде, Ральф научился имитировать глотание таблеток.

Сложнее было уклоняться от сеансов шоковой терапии, которых в общей сложности провели более 40. Подобное лечение не влияло на его долговременную память, так как, по словам жены, «он не забыл того, из-за чего находился там», – встречу с голосующим человеком, которого он подвез до пересечения Элм и Хьюстон-стрит{1884}.

Ральф сказал Дороти: «Я не знаю, пытаются ли они заставить меня забыть, что случилось, или что-то еще. Но я всегда буду говорить, что это было»{1885}.

До конца своих дней Ральф упорно цеплялся за реальность встречи с человеком с карнизами. «Он никогда не отступал», – сказала Дороти{1886}.