есть не что иное, как неуклюжая попытка втиснуть первую в «прокрустово ложе» второй, что вступает в противоречие с действительностью.

Во-вторых, отрицается объективная сторона общественной ценности как материального факта. В силу этого утверждается, что для установления самой общественной ценности вполне достаточно иметь только представление об общественном хозяйстве как едином субъекте. Главным условием возникновения такого представления является «известное культурно-правовое или этическое миросозерцание», основанное на признании единства всех членов общества и осознании общности их интересов независимо от социально-классовой структуры данного общества.

В-третьих, провозглашается универсальность действия «законов ценности», имманентных любому хозяйству. В этой связи подчеркивается, что общественная ценность имеет субъективный характер. Отсюда вытекает нелепое утверждение, согласно которому величина общественной субъективной ценности благ, входящих в состав дохода менового хозяйства, определяется «психологическими мотивами» субъектов этого хозяйства.

Резюмируя результаты своего исследования, С.Л. Франк сделал следующие выводы.

1. Трудовая ценность по своей природе есть не что иное, как общественная субъективная ценность дохода, образующегося в общественном хозяйстве.[1692]

2. Меновая ценность не является предметом изучения трудовой теории ценности.[1693]

3. Субъективная ценность не тождественна трудовой ценности, поскольку первая определяется более широкими причинами, среди которых ведущую роль играет зависимость удовлетворения потребностей от обладания благами.[1694]

Как видим, эти выводы убедительно свидетельствуют о том, что С.Л. Франку не удалось решить и вторую задачу: показать, с одной стороны, значение марксистской теории стоимости; с другой стороны, пути ее «органического соединения» с теорией предельной полезности. И это не удивительно. Опираясь на методологию маржинализма, он отрицал главное, а именно, значение труда как субстанции стоимости (ценности), рассматривая последнюю исключительно как психологическое явление. Естественно, в рамках такого подхода решить поставленную задачу невозможно.[1695]

Приложение 2

Развитие теоретических представлений о деньгах в российской политической экономии дооктябрьского периода

Как показано выше, начиная с Аристотеля, все исследователи денег (за исключением К. Маркса) выводили их необходимость из внешних затруднений, возникающих в процессе непосредственного обмена одного товара на другой. Путем анализа товарного обмена и товарных цен было установлено, что деньги есть товар и всеобщее средство обмена. Сообразно этому деньги трактовались как простой посредник обмена, с помощью которого преодолеваются указанные затруднения.

Указанный подход к трактовке сущности денег получил широкое распространение и в российской политэкономии данного периода. В концептуальном плане, опираясь на А. Смита, ее представители рассматривали деньги как продукт развития обмена. Г. Шторх был одним из первых, кто стоял у истоков такой интерпретации денег. По его мнению, в обмене двух товаров каждый из них служит мерилом ценности другого. Но выгоды, получаемые владельцами этих товаров, не могут устранить затруднений, присущих меновой сделке. Она предполагает, во-первых, наличие единой цены каждого товара, по которой он продается на рынке и которая известна всем. Предположим, что на кяхтинском рынке аршин сукна обменивается на 4 фунта чаю. Отсюда ясно, что сукно есть мерило меновой ценности чая, а последний, в свою очередь, есть мерило первого. «Если бы цена одного из этих товаров относительно другого была бы одна и та же на всем кяхтинском рынке, то купцы этой слободы не могли бы безразлично утверждать, что один аршин сукна стоит 4 фунта чаю и что пуд чаю равен 10-ти аршинам сукна?»[1696].

Отождествляя, таким образом, цену товара с его меновой стоимостью, а последнюю – со стоимостью, Г. Шторх отмечал, что не подлежит никакому сомнению известный факт: в любом торговом обществе существует очень много разных товаров и в силу этого каждому торговцу важно знать цену всякого товара не только по отношению к одному товару, но и ко всем остальным. Например, русский купец из Кяхты заинтересован в том, чтобы знать не только, сколько его аршин сукна стоит чаю, но и сколько он стоит фарфора, ревеня, туши, бумаги, нанки и т. д. Если этот купец никогда не обменивал свое сукно на эти товары, то он может знать их относительную цену к сукну только посредством цены других товаров, которые уже обменивались не только друг на друга, но и на сукно. Допустим, что аршин сукна обменивается на 15 ф. меди и что это количество меди может быть обменено на кусок нанки. В данном случае цена меди относительно этих двух товаров послужила бы выражением сравнения взаимной их оценки, вследствие чего стоимость аршина сукна была бы равна стоимости куска нанки.

Отсюда следует, что «этот способ оценки требует столько же выражений сравнения, сколько существует товаров в обращении, и что если один из этих товаров не был обмениваемым на два других товара, но только на один, то не мог бы служить выражением сравнения.

Эти затруднения в определении цены товаров возбудили во всех торговых народах потребность в одном общем выражении сравнения для всех ценностей, как нужен, во избежание разногласия, общий определитель, с которым могли бы согласиться. Это выражение сравнения может быть чисто идеальным и оно в действительности таковым и есть у некоторых малообразованных народов».[1697]

Согласно Г. Шторху, хотя и можно определить цены товаров таким способом, однако все образованные народы для этой цели стали использовать какой-либо действительный предмет, какой-либо товар. Подобный способ определения цен товаров имеет то преимущество, что он представляет не только общий термин сравнения этих цен, но еще и меру ценности, поскольку данный товар обладает собственной ценностью. С течением времени в качестве такого товара стали выступать благородные металлы (золото и серебро), так как они пользуются всеобщим признанием, наилучшим образом выполняют функцию меры ценности и имеют более или менее устойчивую цену.[1698]

Во-вторых, не только определенное количество обмениваемых предметов, находящихся в распоряжении их владельцев, но и совпадения потребностей этих владельцев. Предположим, что один человек имеет предметов потребления намного больше, чем ему нужно, тогда как другой нуждается в них. Поэтому первый был бы очень рад избавиться от своего избытка, а второй желал бы его приобрести. Но если последний не имеет ничего, в чем нуждается первый, то меновая сделка между ними, естественно, состояться не может. Кроме того, она не состоится также и в том случае, когда потребности этих лиц не совпадают. Так, «башмачник идет к булочнику и, чтобы получить хлеба, предлагает ему башмаки; но булочник в них не нуждается: ему нужно платье. Для приобретения этого платья он охотно дал бы хлеба портному, но портной имеет его вдоволь; он желал бы получить говядины – и т. д. до бесконечности.

Затруднения, возникающие от такого положения, рано ведут людей к мысли занимать товары, которых они не могут приобрести меною. Но