удовлетворить известную потребность. Причем оно может осуществляться двояким образом: а) посредством разрушения сил или форм материи, обусловливающих его; б) без подобного разрушения. В результате «вся совокупность этих сил составляет известный постоянный фонд, служащий основой человеческого существования. Потребление его сводится в этом случае к пользованию им. В противоположность ему, потребление в тесном смысле есть взаимодействие человека и природы, связанное с разрушением источника этого взаимодействия, т. е. тех форм материи и сил, при которых взаимодействие может иметь место. Совокупность этих непрерывно уничтожаемых благ составляет доход в самом широком смысле этого слова».[1660]

Соответственно, вторая группа включает в себя отношения производства. С чисто физической, наиболее широкой, точки зрения они представляют собой отношения, складывающиеся по поводу постоянного возобновления отслуживших в потреблении форм материи. При этом вопрос о том, кто является источником или инициатором подобного возобновления, не имеет принципиального значения, ибо это совершенно безразлично для самого факта производства как такового, присущих ему отношений. «В этом смысле природа есть, несомненно, “фактор производства” в такой же мере, как и человек, вернее, даже в гораздо большей мере; не говоря уже о всех прочих различиях в производительной деятельности природы и человека; основная разница между ними заключается в том, что природа способна “производить” без содействия человека, человек – никогда без содействия природы. Целые века жизни человека на земле прошли до того, как человек стал сознательно вмешиваться в стихийное хозяйство природы, в “естественное” производство благ, служащих предметом его потребления».[1661]

4. Будучи «“фактором производства”, природа, подобно человеку, создает не только “блага”, но и “ценности”, выражающие известное психологическое состояние, которое испытывает данный человек по отношению к этим благам».[1662]

5. Вследствие того, что «чувство ценности» присуще не только людям, но и животным, «элементы производства» встречаются и у последних.[1663]

6. Единственное различие между хозяйством, где имеется производство, и хозяйством без наличия производства заключается в характере благ, которые являются непосредственным объектом человеческих стремлений и, соответственно, носителем ценности. В первом хозяйстве в качестве таких благ выступают отдельные предметы, непосредственно предназначенные для удовлетворения человеческих потребностей; во втором хозяйстве – предметы или силы природы, обладание которыми может служить условием обладания предметами потребления. Сообразно этому изменяется и закон, определяющий ценность данных благ. При этом «в первом случае ценность каждого отдельного блага независима от ценности всякого другого и определяется непосредственной предельной полезностью блага; во втором – блага, создаваемые при помощи одного и того же “средства производства”, обладают одинаковой ценностью, именно ценностью самого “средства производства”. Эта ценность, однако, в свою очередь зависит – в изложенной выше форме – от ценности продукта, и в этом именно пункте могло бы быть усмотрено принципиальное сходство обоих рассматриваемых состояний хозяйства».[1664]

Отсюда следует, что как в первом хозяйстве ценность предметов потребления создается «природой», так и во втором хозяйстве ценность средства производства создается ею, поскольку эта ценность зависит от того, какие блага и в каком количестве могут создать это «средство производства». Именно поэтому здесь решающую роль играет «природа», которая определяет и качественную, и количественную производительность источника предметов потребления. Иными словами, «ценность благ в обоих хозяйствах создается природой и есть выражение зависимости человека от природы: господство над средствами производства обеспечивает человеку, правда, и господство над предметами потребления, но по отношению к первым он стоит в том же пассивном состоянии, как прежде по отношению ко всем остальным предметам потребления. Если изменилась форма зависимости, то самый факт зависимости остался прежним».[1665]

Главный порок указанных предпосылок заключается в том, что они теоретически «обосновываются» посредством субъективно-психологической методологии маржинализма, составным элементом которой является пресловутая робинзонада, и которая обусловливает несостоятельность этих предпосылок.

Во-первых, как известно, основоположники марксизма выделяли три группы экономических законов: 1) общие, которые действуют во всех способах производства, но с помощью которых нельзя, однако, понять отличительные черты ни одной экономической ступени развития общества; 2) особые, присущие некоторым способам производства, в которых сформировались товарно-денежные отношения; 3) специфические, имманентные лишь отдельному способу производства, где ведущую роль играет основной закон, который характеризует социальную направленность развития данного способа производства, его специфические черты и движущие силы. Фальсифицируя эту классификацию, автор утверждал, что будто бы марксизм признает наличие только общих экономических законов, что не соответствует действительности. Что же касается так называемых всеобщих психологических законов, то они не являются предметом политической экономии, а потому никакого отношения к рассматриваемому вопросу не имеют.

Во-вторых, игнорируя исторически определенную форму производства, автор считал, что всеобщие психологические законы наиболее явственно проявляются в гипотетическом «изолированном хозяйстве» знаменитого Робинзона, живущего на необитаемом острове, где он выступает в качестве обособленного субъекта данного хозяйства, противостоя единому объекту – природе, что также не является предметом политэкономии, поскольку она изучает общественно-экономические отношения, складывающиеся на данной ступени исторического развития.

В-третьих, опираясь на метод робинзонады, автор исходил из примата отношений потребления, которые он смешивал с отношениями производства (напомним, всякое производство есть взаимодействие человека с природой, совершающееся в условиях и посредством исторически определенной общественной формы). По этой причине автор не понимал, что в процессе производства осуществляется не только воспроизводство средств производства и предметов потребления, но и воспроизводство общественных отношений.

В-четвертых, выступая в качестве источника создания естественных благ, не опосредованных трудом человека, природа вместе с тем «не производит» ценности, ибо они суть продукты сознательной человеческой деятельности, вне которой говорить о каких-либо ценностях бессмысленно.[1666]

В-пятых, ценность как таковая есть социальный феномен, а потому «чувство ценности» присуще только людям, в то время как животные лишены этого чувства. Вследствие этого «человеческое» производство коренным образом отличается от «животного». Первое неразрывно связано с сознательной, целенаправленной, универсальной деятельностью; напротив, второе – с бессознательной, инстинктивной, ограниченной деятельностью.[1667]

В-шестых, главное (но не единственное) различие между непосредственно присваивающим хозяйством и воспроизводящим хозяйством заключается не в характере благ, являющихся объектом человеческих стремлений и носителем ценности, а в характере присвоения самих благ. В первом случае последние непосредственно даны природой, во втором – они выступают как продукты производственной деятельности людей. Начиная с известного исторического периода стал господствующим именно этот второй тип хозяйства, социальная специфика которого менялась по мере развития общества. Сообразно этому трансформировалась и ценность производимых, или хозяйственных, благ (напомним, таковыми становились и естественные блага, если они вовлекались в хозяйственный оборот), величина которой определялась отнюдь не их предельной полезностью, а общественной потребностью в этих благах, формировавшейся в зависимости от социально-классовой дифференциации данного общества.

Сказанное означает, что решающую роль в создании хозяйственных благ (будь то средства производства или