По команде, переданной вполголоса, спешенные сотни начали подходить к берегу, где нас ожидали четыре огромные плоскодонные лодки. Первым грузится командир полка с командой охотников. Лодки отчалили и медленно поползли к противоположному берегу. Мы следим за ними затаив дыхание. Что-то будет? Боже, как медленно лодки двигаются! Но берег молчит. Видно, как люди высадились, как лодки отчалили от берега и пошли назад… У всех вырвался вздох облегчения, и мгновенно кругом все заговорили, раздался счастливый смех. Спускаюсь со своими пулеметами и с людьми, которые наполовину разделись, чтобы идти по мелкой воде, так как всем не было места в лодках, перевозивших пулеметы и боевые запасы… «Целая дивизия без штанов!» – шутят сзади…

Сиваш в этом месте мелок – по грудь взрослому человеку. С того берега плывет пустой баркас; взявшись за корму, его толкает английский офицер. Он смеется, как человек, игравший с опасностью и вышедший из этой игры победителем… Высаживаемся у топкого берега. Там уже нас ожидает командир полка. Он недоволен медленностью переправы и торопит нас. А вдали, на сухом песке, раскинулся другой офицер, англичанин, и кажется, спит сном смертельно уставшего человека.

Вперед, вперед! Какая радость шагать по земле, которая еще недавно, может быть час тому назад, была занята врагом! Какой простор! Кажется, что здесь даже воздух иной, чем в отрезанном от материка и окруженном морем Крыму. Уже день, настоящий день, и сильно припекает солнце.

С этого момента наша дивизия, сначала почти вся спешенная, потом со все возрастающим числом конных, закрутилась в каком-то бешеном танце по таврическим степям, в погоне за остатками разбитой в бою 25 мая 13-й советской армии. Мы шли вперед, занимая одну за другой деревни, вновь уходили обратно, контратаками отбирая взятые вчера и опять занятые противником… Был один момент, когда мы снова очутились у Сиваша, будучи буквально прижаты к воде. Было жутко той ночью, когда вся дивизия, вытянувшись в тонкую линию из двух шеренг спешенных всадников, прижатых один к другому, занимая по фронту версты две, ожидала неприятеля или с востока, или с запада… Никогда еще мне не приходилось принимать участие в таком боевом расположении, никогда я не слышал о нем и не читал в учебниках тактики… Но ночь прошла, и мы снова начали преследование какой-то красной конной дивизии, которая уже на третий день нашего наступления нанесла нам чувствительный удар.

Бой под Ново-Алексеевкой

Ночным налетом, около двух часов после полуночи, когда сторожевое охранение борется со сном, и часто – неудачно, красные изрубили почти целиком полк калмыков (700 человек!) и взяли в плен штаб нашей дивизии с генералом Ревишиным, вместе с его супругой.

Меня разбудил крик: «Вставайте, мы идем в контратаку!» Мне удалось в первый раз заснуть «по-человечески», клубком свернувшись на большом зеленом сундуке, где сохранялись, по всей вероятности, все сокровища семьи хозяев. Несколькими мгновениями позже мы уже мчались в наших тачанках к Ново-Алексеевке. Справа и слева от дороги валялись кучи чего-то белого. Я сначала не мог понять, что это такое. Но, присмотревшись, я понял, что это были кучи трупов, по 15–20 человек, в одном белье.

Перед нами развернулась освещенная утренним, таким радостным солнцем бесконечная деревня, от горизонта до горизонта, лежащая на небольшой возвышенности и пересеченная широкой улицей. «Пулеметчики, вперед!» – передается команда, и мы карьером занимаем позицию впереди спешенных чеченцев. На мгновение останавливаемся, чтобы выпустить очередь по садам и огородам деревни, которые молчат. В этот момент рой пуль, выпущенных сзади, заставляет нас наклониться к земле… Я оглядываюсь и вижу наших чеченцев, которые на ходу, не целясь, стреляют в направлении деревни. Пули с жужжанием проносятся низко над нашими головами… Что делать? Нужно отдалиться от этих горе-стрелков как можно дальше вперед… Отдаю приказание, и мы мчимся вперед. Но почти в этот же момент – о ужас! – к нам навстречу по широкой улице быстро спускается броневик. У нас нет выбора: пули своих или неприятеля… Мы продолжаем нашу скачку и… вздыхаем свободней: на броневике отчетливо рисуется трехцветный флаг… Это наши! Далеко справа идут наши танки, охватывая село. Мы слезаем с тачанок и осторожно, держа палец на спуске карабинов, идем вдоль молчаливых хат. За нами следуют тачанки с пулеметами.

На площади села генерал П. со своим штабом допрашивает крестьян, у которых квартировал генерал Ревишин со штабом дивизии. Генерал П. благодарит офицеров за контратаку и, обращаясь ко мне, говорит о «лихих действиях пулеметчиков». Понятно, я не сказал ни слова о том, что мужество нам придала из рук вон плохая стрельба наших же чеченцев…

И снова наша дивизия продолжает свою карусель по степи. Мы должны дойти до Днепра и там укрепиться. Красная конница, которую мы преследуем, отходит перед нами почти без боя.

Вот еще несколько оставшихся у меня в памяти эпизодов, связанных со службой в конной дивизии. Ночь, темная, теплая. Приданные сотне чеченцев, мы стоим на бугре или на древней могиле. Сторожевые посты выдвинуты вперед, сзади – мои пулеметы. Печальный опыт наших калмыков не позволяет сомкнуть глаз, и я прохаживаюсь от поста до поста. Всадники спят крепким сном. Когда я делаю замечание одному из них, говоря, что не полагается спать в охранении, то получаю ответ: «Твоя боится – не спишь, моя не боится – спишь, Аллах смотрит!» Что было делать? Хорошо еще, что в таких замечаниях не нуждались мои пулеметчики, бодрствовавшие всю ночь напролет. Утром мы все еще стоим на нашем кургане, а после обеда мы все, без исключения, ясно видим, что в версте от нас какие-то всадники, без сомнения – красные, кружатся на месте, как это делает кавалерия, чтобы не нести потерь от огня противника: шагов десять направо и столько же налево… На всякий случай мы выпускаем две-три очереди, но огонь наш остается без ответа. Посылаем туда казачий разъезд. Видим, как казаки идут к далеким всадникам, сначала осторожно, рысью, а затем – галопом. Приближаются к «противнику», объезжают его и шагом возвращаются к нам: это был всего-навсего массовый мираж, жертвой которого стала целая дивизия…

Следующей ночью мы идем дальше на север. Копыта лошадей обмотаны тряпками, оружие притянуто. Ничего не слышно, ни шагов коней, ни звона стали. Никто не курит и не разговаривает. Всадники, и я в том числе, спят на конях, которые следуют за командиром эскадрона. В тишине мы доходим до растянувшейся на версты деревни, не помню уже