Британию по такому неофициальному каналу? Он даже не был лично знаком с Нильсом Бором. Ответ на этот вопрос позволил бы ответить и на вопрос более существенный: был ли Рузвельт действительно заинтересован в развитии идей международного контроля или же он уже принял решение о сохранении англо-американской монополии (это решение подразумевалось Квебекским соглашением, а незадолго до описываемого времени он обсуждал с Гровсом и Бушем возможности монополизации мировых рынков урана и тория)?

Почему же Рузвельт доверил столь важное поручение именно Бору? На самом деле миссия Бора была прямо обратной: он приехал в Соединенные Штаты в качестве представителя Британии, по меньшей мере сэра Джона Андерсона, который организовал его поездку не только для подкрепления британской делегации в Лос-Аламос, но и не в меньшей степени для обсуждения вопросов, которые поднял Бор. Если эта миссия и была неофициальной, то не в большей степени, чем многие другие закулисные договоренности между британцами и американцами. Рузвельт попросту дал ответ на предложение, исходящее, как он предполагал, от британской стороны. По-видимому, он считал – вполне справедливо, – что британские государственные деятели из окружения Черчилля используют Бора для передачи президенту идей устройства для военного и послевоенного времени, которые сам Черчилль еще не вполне принял. Рузвельт отвечал с искренностью и верностью своему британскому коллеге. Бор добавляет: «Ф. также сообщил Б., что, как только эта тема была затронута, президент сказал, что задачу определения наилучших путей управления проектом в интересах всего человечества предстоит решить ему и премьер-министру Черчиллю и он будет искренне рад любым предложениям премьер-министра по этому вопросу»[2239]. Президент был готов обсуждать новые идеи по организации послевоенных отношений, но британцам нужно было сначала убедить премьер-министра; Рузвельт не желал заключать какие-либо соглашения за спиной Черчилля. Франкфуртер неявно выражает ту же мысль: «Я записал такую формулировку, которую Бор должен был отвезти в Лондон, – сообщение для сэра Джона Андерсона, который, по-видимому, связывал Бора с британским правительством»[2240].

И в марте, и позднее обсуждения, которые проводил Бор, осложнял вопрос о том, как следовало поступить в отношении СССР. Бор рассматривал его со следующей точки зрения. Если вскоре, еще до приближения к изготовлению первых бомб, проинформировать Советский Союз об осуществляемом проекте их создания, то проявленное таким образом доверие может привести к проведению переговоров о контроле за вооружениями в послевоенный период. Если же предоставить Советскому Союзу узнавать об этом самостоятельно, если изготовить и применить бомбы и поставить СССР в конце войны перед свершившимся фактом англо-американской ядерной монополии, то это, скорее всего, приведет к возникновению гонки ядерных вооружений.

Откровение Бора относительно дополнительности бомбы было гораздо более глубоким, чем эта сиюминутная политическая проблема. Но сиюминутная политическая проблема была одним из аспектов более широкого вопроса, который она отчасти скрывала из виду. Бомба представляла собой тогда – и всегда после того – одновременно возможность и угрозу, и в этом состоял ее необычный, парадоксальный оптимистический аспект. Но ее появление не могло не изменить политическую ситуацию.

По-видимому, в конце марта 1944 года в распоряжении Бора оказались полномочия на обращение к премьер-министру Великобритании от имени президента Соединенных Штатов. На тех представителей Британии, которым Бор сообщил об этом, это произвело должное впечатление. «Галифакс счел это событие настолько важным, – пишет Оге Бор, – что решил, что отец должен немедленно поехать в Лондон»[2241]. В начале апреля отец с сыном снова пересекли Атлантику, на этот раз на борту военного самолета.

Андерсон пытался подготовить Черчилля. 21 марта высокий, смуглый канцлер Казначейства, которого Оппенгеймер называет «человеком консервативным, замкнутым и поразительно приятным»[2242], отправил премьер-министру длинную памятную записку[2243]. Он предлагал вынести Проект трубных сплавов на более широкое обсуждение в рамках британского правительства. Как и Бор, он предвидел возможность международного распространения ядерного оружия после войны. Он считал, что единственной альтернативой яростной гонке вооружений является международное соглашение. Он предлагал «в ближайшем будущем известить русских о том, что мы предполагаем к определенной дате получить в свое распоряжение это разрушительное оружие… и предложить им сотрудничество с нами в подготовке схемы международного контроля».

Черчилль обвел слово «сотрудничество» и приписал на полях «ни в коем случае»[2244].

После приезда Бора Андерсон снова написал премьер-министру, еще раз повторив те же доводы и добавив, что, по его мнению, Рузвельт интересуется этой темой и хотел бы ее обсуждать. Он приложил даже проект послания, которое Черчилль мог бы отправить для запуска таких переговоров. Ответ был таким же желчным: «Я не думаю, что подобная телеграмма необходима, и не собираюсь расширять круг допущенных к этой информации»[2245].

Черчилль не был настроен встречаться с Бором; датскому физику пришлось ждать несколько недель. Во время этого ожидания с ним связалась советская сторона. После побега Бора из Дании ему кратко написал Петр Капица – письмо пришло через Стокгольм в советское посольство в Лондоне: «…мне хотелось бы, чтобы Вы знали, что Советский Союз будет всегда готов оказать Вам гостеприимство, и все здесь будет сделано, чтобы дать пристанище Вам и Вашей семье, и мы теперь имеем все условия, чтобы продолжать научную работу»[2246][2247]. Предупредив службу безопасности Проекта трубных сплавов, Бор отправился за письмом в посольство, расположенное в районе Кенсингтонских садов; по возвращении оттуда он представил отчет о своей беседе с советником посольства. Среди пространных разговоров о величии русской науки и о том, как мало друзей было у России до войны, было сказано несколько слов и о сути дела:

Затем советник сказал, что знает, что Б. недавно побывал в Америке; Б. сказал, что слышал в этой поездке многочисленные выражения надежды на международное культурное сотрудничество и надеется вскоре съездить и в Россию. Тогда советник спросил, какую информацию Б. получил относительно работы американских ученых во время войны, и Б. ответил, что американские ученые, как и их русские и британские коллеги, безусловно, внесли в ведение войны важный вклад, который, несомненно, будет очень важен для послевоенного осознания роли науки во всем мире. После этого Б. рассказал немного о положении в Дании во время оккупации[2248].

То есть быстро сменил тему. Однако самого этого прямого вопроса и полученного от Капицы приглашения в Москву было достаточно, чтобы Бор понял, что Советский Союз по меньшей мере подозревает о существовании проекта по созданию бомбы и, возможно, работает в этом же направлении. А следовательно, времени на то, чтобы убедить советскую сторону в том, что тайная гонка вооружений еще не началась,