вытянув все семь лап. Хвосты взметнулись и опали, из дыр позади головы стекали ручьи крови.

Ослабленная, израненная самка подняла лапу и почувствовала тепло искры жизни в этом монстре, обладающем пусть слабым, но разумом. Эту энергию Герусет торопливо вобрала в себя — раны на ладонях и теле зажили, самку словно окатило тёплым ливнем — она на секунду замерла, затем дёрнула плечами и выдохнула.

В тот же миг её уши дёрнулись — и Герусет обернулась. Вовремя, потому что Герод приближался к ней. Он летел над землёй, расставив в стороны передние лапы и согнув задние. Крылья его вздымали пылевые бури, причем работали только четыре крыла, тогда как пятое расправилось перпендикулярно телу.

— Ты сильна, Герусет, но я укрощу тебя, — произнёс он, материализуя в передних по мечу, каждый из которых сверкал льдом. — Сейчас я совершу то, что было назначено выполнить моему детищу!

— Да попробуй, — рыкнула Герусет, подняв обломок коры, валявшейся под её лапами. — А у вас тут милые растения. Я бы выкопал парочку и посадил в Нашаре.

— О Нашаре ты можешь забыть, — мрачно изрёк Герод и выставил вперёд один из мечей. Герусет с ненавистью смотрела на то, как клинки словно бы наполняются изнутри кипящей праной, заставившей лёд заалеть. Она отступила назад и прикрылась корой — как раз вовремя, потому что вырвавшийся из клинка поток ударил в этот импровизированный щит, покрывая его ледяной коркой. Герусет едва успела разжать пальцы, заломившие от мороза. Обледеневший щит упал на землю и разлетелся на кусочки, но не успели они все упасть, как Герусет уже ринулась на врага. Герод развернул один из мечей рукояткой вверх. Четыре крыла его взмахнули, тогда как пятым развернувшийся самец оглушил Герусет, развернул и нанёс страшный удар под рёбра, сбив дыхание самки и обрушив её на землю. Встать Герусет не успела — клинок вонзился ей в левое крыло, прибив к земле и замораживая.

— Почувствуй боль, — строго и всё так же спокойно произнёс Герод, наблюдая за тем, как меняется выражение на морде Герусет, пока её крыло превращалось в лёд. — Познай…

— Почувствуй сам! — выпалила та и изо всех сил дёрнула замерзающим крылом. То лопнуло, рассыпая окровавленные льдинки, в то время как правая лапа Герусет схватила судью за горло и сжала пальцы. Герод дёрнулся, но острые красные когти уже вонзились в его плоть. Рванувшись, Герод вырвался из смертоносной хватки, но Герусет не остановилась — почти теряя сознание от боли в крыле, она обеими лапами сжала горло врага, опрокинув его на землю и придавив коленом. Выронивший мечи белый совершенно по-смертному схватился за лапы, удушающие его, пытаясь отвести их от горла, но Герусет не разжимала хватку, пока четыре крыла сразу не ударили её по морде. В следующий миг уже Герусет оказалась под врагом, который вцепился когтями в её грудь. Обезумев от боли и злобы, Герусет извернулась и вцепилась зубами в левую переднюю лапу врага, прокусив её до кости. Судья заревел от боли, отдёрнув пораненную конечность, которая стала заживать прямо на глазах — но он отвлёкся на рану, потому что Герусет успела поджать задние лапы и отпихнула от себя врага. В следующий момент она уже схватилась за меч, находившийся в её уже окончательно заледеневшем крыле, вытащила его… И отдёрнула лапу, когда клинок принялся стремительно таять.

— Ты умеешь терпеть боль, — заметил Герод, вновь материализуя второй меч стужи. — Но всякому терпению приходит конец.

— Моему уже пришёл! — тяжело дыша, ответила самка и опустилась на все четыре, прижимая к телу обрубок и выправив здоровое.

Выдохнув и собравшись с силами, Герусет прикрыла глаза — приняв это за слабость, Герод шагнул к ней… И в тот же миг самка оттолкнулась задними ногами, повернулась в воздухе и ударила крылом по крыльям Герода. Это был всего лишь обманный манёвр — не успевший опомниться, тот ощутил, как захлестнулась петля её хвоста на его шее и дёрнула вперёд. Потеряв равновесие, Герод взмахнул своими крыльями, открывшись для когтистой лапы. Герусет развернулась и сильнейшим ударом сломала ему верхнюю челюсть. Не останавливаясь, она воспользовалась паузой, пока охваченный болью судья пытался справиться с такой травмой, и под собственный неистовый рёв вырвала у Герода кусок из глотки. Глаза судьи закатились, крылья задрожали — он повалился на колени, а затем растянулся на земле.

— Любишь боль? — осведомилась Герусет и протянула дрожащую лапу к умирающему. Тело того засветилось бледным светом, распалось и влилось в Герусет, насыщая её энергией. Морщась от боли, та направила её на своё главное увечье, и передние лапы самки вцепились в землю, пока под прикрытием кровяной завесы сначала вырастала кость, затем появлялись мышцы и покровы. Испытание выдалось слишком тяжёлым — Герусет дрогнула, раз, другой, после чего её вырвало жёлтой массой. И ещё раз. Полегчало.

* * *

В Башню не было иного входа, кроме как через балкон верхнего этажа. Харона опустилась на его каменную площадку, перемахнув через золотые перила, встала на все четыре лапы и прошла внутрь. Миновав двух каменных стражей, самка по лестнице спустилась в Круг — шесть комнат для шести судей и седьмая общая. Две комнаты пустовали уже давно — вход в третью Йеон запечатал только что и вернулся к Лосоману, который находился в общей. Лосоман возлежал на мягких подушках, наслаждаясь игрой двух душ, по движениям его пальцев крутящихся над полом, красивыми волнами рассеивающих энергию и разбрасывающих во все стороны яркие искры. Он не обратил внимания на собратьев, когда те преклонили колени и встали перед ним.

— Герод погиб, — изрекла судья Скорби.

Как будто бы не обращая на неё ни малейшего внимания, Лосоман сомкнул указательный и большой палец — две души влетели одна в другую, на миг вспыхнув погребальным костром, и с треском исчезнув из мироздания.

— Третий судья со дня нашего создания? Не так уж и много. Останься нас только двое — это был бы повод подумать. Меня больше опечалила смерть Порождения — впрочем, она была вполне ожидаемой, но всё же ранней. Навряд ли нам удастся когда-либо создать что-то подобное без Герода.

Харона сжала лапы в кулаки, но перечить не