мою руку и мы просто сидели и болтали. Он называл меня «Карие глаза», у меня на лбу была прядь волос, как будто корова лизнула, он играл с ней и говорил; «Посмотрите на эти волосы», как будто я была маленькая девочка.

Через некоторое время он сказал, чтобы я сняла свою одежду и надела пижаму, которая висела на стуле. Я посмотрела на него так, как будто он не в своем уме. А он сказал; «Мелисса, я ничего такого не имел в виду. Мне будет гораздо спокойнее, если ты наденешь ее. Я почувствую, что ты дома». Я пошла в ванную и надела пижаму, конечно же, рукава свисали, и она болталась на мне, когда я вышла, он рассмеялся. По его мнению, это была самая забавная вещь. После этого он никогда не поступал не как джентльмен или как — то, чтобы я чувствовала себя неловко. Мы просто болтали, смотрели телевизор. У него была домашняя камера, и мы смотрели на людей у ворот и на то, что происходит снаружи».

Он рассказывал о своем детстве и об отце, который был очень болен. Он рассказывал о нумерологии и о религии, о смысле жизни, как он попал в ловушку собственного успеха. Наверно, это была мечта, которая отталкивала его от остального мира и он пытался найти что — то, к чему можно стремиться.

Она удивилась, когда он распорядился подарить ей машину, пока они сидели на крыльце. «Он ничего не говорил мне об этом. Думаю, он хотел увидеть мое лицо, когда появилась машина. Я спросила: «Зачем? Что я сделала, чтобы заслужить это?» А он ответил: «Ты пришла».

Потом они вернулись наверх, и Мелисса накормила его йогуртом и горячей кашей, «он смог забыть все трудности, о которых постоянно думал. Он дрожал, когда пытался глотать, и это напугало меня до смерти. Он принял целую горсть прописанных лекарств. Я поднесла ему стакан с водой, но он не мог его взять, и я дала ему запить. Он хотел принять еще таблеток, но я убрала их от него. Я сказала: «Ты не нуждаешься в них. Ты можешь уснуть и без них. Я спою тебе песенку». Наконец он сказал: «Хорошо», но потом попросил: «Ты можешь остаться и подержать меня за руку?» И не отпустил меня. Это было очень странно. Я сидела молча возле него, а когда подумала, что он заснул, попыталась встать, но он схватил меня за руку и сказал: «Не уходи». Он так и не позволил мне уйти, пока не заснул. Тогда я спустилась по лестнице и сказала одному из ребят: «Что это за таблетки, ему плохо, ему нужен врач». А он ответил; «Не волнуйся, он под наблюдением врача. Позже ему станет лучше. Не обращай внимания, ты не поймешь». А потом они сказали, что мне лучше пойти домой и показать машину маме, так как некоторое время он будет спать. Я так и сделала».

Когда она вернулась, он уже проснулся и в его комнате была Лиза — Мария. Он засмеялся, когда она вошла, и сказал: «Ну, я подарил ей машину, а она тут же меня бросила», но она видела, что это действительно его беспокоит. Он слушал песню Роджера Уиттакера «The Last Farewell», печальный хит прошлой весны про английского солдата, который видел смерть, описанную в самых слезливых выражениях. Он заставлял Лизу снова и снова ставить эту песню, раз двадцать. Он говорил: «Я такой же, как эта песня». Вечером они взяли Лизу в аэропорт. Чарли собирался проводить ее на самолете обратно на побережье. «Он плакал, когда обнимал ее, и был такой жалкий, что не мог проводить ее до самолета. Но потом он снова приободрился. Он был смесью взлетов и падений».

Ночью они полетели в Мечам Филд, чтобы посмотреть на его самолет. «Он провел меня по всему самолету, показал, где они встроят мебель, говорил: «Это будет здесь, а это — здесь». Когда они вернулись в Грейсленд, у Мелиссы раскалывалась голова, и она сказала, что ей надо пойти домой и немного поспать, но он не хотел отпускать ее. «Он сказал: «Меня здесь не будет, я собираюсь в кино со своими ребятами, а ты можешь спать наверху. У тебя будет своя комната, своя ванная и все, что захочешь». Я ответила: «Извини, я не могу, все это слишком для меня». Он сказал: «Я отдал тебе машину, я отдал тебе все, почему же ты не останешься?» Я ответила; «Если ты подарил мне машину только из — за этого, я не возьму ее». И я вернула ему ключи. Он выглядел таким огорченным и сказал: «Это твоя машина, и я хочу, чтобы она была у тебя. Если ты не возьмешь ее, я припаркую ее на улице и ею никто не будет пользоваться». Я заплакала, потому что было невозможно убедить его отпустить меня. Он просто не понимал. Он подошел ко мне, встал передо мной на колени и обнял за плечи. Я сказала; «Извини, Элвис, я хочу, но просто не могу переехать сюда». А он сказал: «Я тоже хочу, в этом — то вся проблема, детка». Он обнял меня со слезами на глазах. Он сказал; «Я провожу тебя до дверей, но будь осторожна по пути домой, а когда придешь, обязательно позвони мне». Когда я это сделала, он стал уговаривать меня вернуться. Я сказала: «Я не могу. Я приду в другое время, я приду завтра». На следующий день я пришла, а его не было. Я оставила ему открытку с благодарностью и объяснением, но не знаю, получил ли он ее. Я больше не слышала о нем».

Он познакомился с Джо Кэти Браунли, хозяйкой футбольной команды, когда пришел на матч. Их познакомил Джордж Кляйн, хотя два года назад они недолго встречались с Чарли Ходжем. Она ему сразу понравилась, и он пригласил ее в кино, а потом в Грейсленд, где он приготовил для нее гран — при точно так же, как для Мелиссы. 9 августа Элвис снова появился на футболе и попросил ее посидеть с ним. Он пел для нее так, как он это делал в кино, а в конце вечера пригласил ее полететь с ним в Форт Уорт, чтобы посмотреть его самолет. Он сказал, что после этого они могли бы полететь в Лас — Вегас или Палм — Спрингс, но она сказала, что не может, так как у нее встреча.