что думаешь, даже когда это так очевидно; систему, в которой наличие этикетки играет бо́льшую роль, чем качества тех, на кого они нацеплены; систему, в которой даже зритель особенно и не нужен.

Филипп тяжело дышал, время от времени пытаясь сделать глубокий вдох, только это у него никак не получалось. Марк Эго встал, подошел к нему и похлопал его по плечу.

— Мой дорогой Дон Кихот, безнадежный романтик и рыцарь своих идеалов. Увы, не всем дано увидеть то, что видишь ты. Иначе жизнь была бы такой легкой, такой понятной. Не сердись на людей за то, что не можешь достучаться до них, и не переживай там, где это особо и не нужно. Люди — не плохие. Они так поступают не со зла. Они просто не знают, в каком направлении им идти. Если они сейчас смотрят на тебя, то ты просто иди своей дорогой, и не оборачивайся. Кто знает, может быть в какой-то момент тебе придется обернуться, и ты увидишь за собой кого-то, кто все это время будет идти за тобой. А может быть тебе повезет и их будет двое. Или трое. Десять… Или больше. Цветок в поле не думает о том, заметят ли его люди, оценят ли его красоту, скажут ли другим о том, что день их стал чудесным, а они — счастливыми в тот момент, когда они увидели его. Скорее всего, полевые цветы в подавляющем большинстве так и увядают неоцененными, но их это никогда не сделает менее прекрасными.

Уходя, он пожелал Филиппу счастливого Рождества и выразил надежду на то, что его сегодняшний визит принес хоть какую-то пользу. Подойдя к двери, Марк Эго обернулся и еще раз обратился к провожавшему его другу.

— Тебе тоже никто не может мешать идти своим путем. Почему бы тебе не попробовать общаться с людьми, используя то, что ты имеешь под рукой? Лишь только не питай особых надежд на успех.

Глава 16. Выбор

Никогда раньше гнев не проникал в сердце Филиппа настолько глубоко, что тот даже не мог выразить его и выплеснуть из себя эту разрушительную энергию.

Примерно за неделю до этого, он в компании с Аароном, Саадом и Я'эль по инерции продолжал отмечать давно прошедшие рождественские и новогодние праздники, оккупировав свой любимый уголок в баре «Off». Такое бессмысленное, бесцельное и беспочвенное времяпровождение, как он о нем все чаще стал отзываться, Филипп предпочитал ставшим рутиной фотосессиям, съемкам в сериалах и телешоу, банкетах и бесплодных интервью.

— Уж здесь нас точно не будут докучать глупыми вопросами о том, как мы достигли успеха за такое короткое время, — говорил он, поднимая очередной стакан с виски. — За «Off»!

Друзья были того же мнения. Они видели разницу между тем, какой была их жизнь до того, как они стали знаменитыми, и после. Однако они не согласились бы с тем, что такая жизнь им претит и они мечтают каким-то образом избежать такой судьбы в ближайшие несколько лет.

— Я прекрасно вас понимаю, — мямлил хорошо выпивший Филипп, — и не буду особо возражать. Вы молоды, сильны, красивы, вам хочется увидеть и попробовать все, что предлагает жизнь. Но жизнь все это предлагает вам через общество, а вот ему я не доверяю. Я доверяю людям, а не обществу.

Филипп закрыл глаза ладонью, после чего начал медленно проводить ей по лицу, прижимая ее так крепко, словно лицо было мокрым и он хотел одним разом насухо вытереть его. Друзья переглядывались, подумывая о том, что пить ему сегодня больше не стоит.

— А общество разве не состоит из людей? — спросил Аарон, пытаясь вытащить его из неведомых ему внутренних течений, которые уносили Филиппа куда-то глубоко и далеко от них.

— Да, состоит, — согласился Филипп, с трудом открывая покрасневшие глаза и удерживая веки от обратного движения всеми предназначенными для этого мышцами лица. — Но людей мы можем… мы можем людей… увидеть и поболтать с ними. Выпить можно тут… с людьми. А вот с обществом — шиш! Где оно, твое общество? Нигде и везде. Оно не пьет, оно не шалит. Не нарушает правило дружного… ой, дорожного движения — вот. Оно вообще никакие правила не нарушает. И на всех влияет. Во все сует свой нос. Общественное мнение, знаешь ли… Буте остружн… — Филипп облизнул губы и по слогам выговорил трудное слово. — Будьте ос-то-рож-ны… вот… с обществом. Не дайте им втирать вам то, что правильно и что полезно. Я вас люблю, мои друзья. Вас мне никто и никогда не смог бы втереть. Вы мне самой жизнью даны. Вас я выстрадал. А общество в вас видит совершено других личностей.

Филипп замолчал и закрыл глаза. Время от времени его пальцы, которыми он все еще держал стакан, делали какие-то импульсивные движения, словно проверяли, не заменили ли его на новый. Они просидели так еще пару минут. Я'эль тихо задала Аарону какой-то вопрос, касающийся предстоящих съемок, тот ответил. Еще через минуту Саад также подключился к разговору. Они не заметили, когда именно Филипп вернулся в реальность и открыл глаза. Тяжело дыша и глядя куда-то в бесконечность, он анализировал три возможных выхода из того состояния, в котором он находился.

В первом случае он просто привыкнет к этой ситуации, и тогда ему скоро должно полегчать. Вероятно, ему все чаще пришлось бы проводить вечера в таком же «бессмысленном, бесцельном и беспочвенном» ключе, как и сегодня. Вернулся бы он тогда в ту же исходную точку, в которой смог бы наметить новую траекторию движения? Вряд ли.

Второй видимый ему исход предполагал выход из игры с потерей всех привилегий, которыми он сейчас был наделен. Его личная финансовая ситуация особо бы от этого не пострадала, да и имя его уже было не из последних в списке под названием «Те, о которых говорят». Подведет ли он друзей? Вряд ли.

Наконец, если он на все сто признается в том, что ситуация достигла своего критического уровня и ему вконец осточертела жизнь по правилам этого общества, он может покинуть его и переселиться в любое другое. Он