— А улица там какая? Случайно не Одесская?

— Нет. Вишневая.

— Понятно. Ладно, пошла я.

— Может, кофейку выпьем? — предложила Ксения. Ей, видимо, не хотелось оставаться одной.

— Нет, спасибо. Я домой. Если что, звони.

Я села в машину и, стараясь больше ни о чем не думать, поехала в свою родную квартиру. Там я не то что есть, даже кофе пить не стала. А сразу бухнулась спать.

Выспалась я нормально. Проснулась около девяти, потянулась и наконец почувствовала себя человеком. На самом деле, лучше недоесть, чем недоспать. Я выспалась, а как только вспомнила о еде, меня потянуло на кухню.

Я вчера нормально так ни разу и не поела, поэтому решила устроить себе сегодня великолепный завтрак. Я поджарила тосты, сделала яичницу с зеленью, колбасой и помидорами, сварила кофе, открыла маленькую баночку болгарских маринованных огурчиков. Красота. Ко всему прочему достала сыр и холодную копченую курицу.

Не спеша и тщательно пережевывая пищу, я поела, потом выпила две чашки кофе и закурила. Надо было снова собираться в путь. Надеюсь, сегодня меня ничто не остановит.

Я в который раз собрала вещи, села в машину и поехала. Настроение было боевое. Кроме того, появилась новая информация, нужно проверить. Возможно, у меня наконец появится ниточка, которая и приведет меня к убийце.

На этот раз в Мырино я добралась без всяких приключений. Сразу закинула вещи в квартиру Смолькиной и поехала для начала на Одесскую, поговорить с родственниками Веретенникова. Скорее всего им уже позвонили из Тарасова и сообщили о произошедшем с Александром. Но у меня теплилась надежда, что не все поехали туда. Кто-то да должен остаться дома. В таких случаях разговаривать даже удобнее. В большой компании люди боятся сказать лишнее — думают, что другим это может не понравиться. А в узком кругу частенько пускаются в откровения, и можно узнать весьма и весьма интересные вещи.

Вот и номер восемь. Дом, который был мне нужен, находился в маленьком дворике. Уютный такой, чистенький, оранжевенький. Я, как его увидела, сразу детскую песенку вспомнила: «Оранжевое небо, оранжевое море, оранжевая зелень, оранжевый верблюд. Оранжевые мамы оранжевым ребятам оранжевые песни оранжево поют». Здесь все было замечательно.

На скамейке у подъезда сидела одинокая старушка, а рядом бегал трехлетний ребенок. Я подошла и поздоровалась:

— День добрый. Вы не подскажете, Веретенниковы здесь живут? — я показала рукой на подъезд.

— Да, тута. А кто тебе нужен?

— Даже и не знаю. Отец или мать Александра Веретенникова. Я из Тарасова.

— Родители в твой город уехали. Беда с Шуркой случилась, — начала вытирать платком глаза старушка.

— Я знаю. Вот, пришла поговорить.

— Так нету сейчас никого.

— Жаль, — я не собиралась уходить. — А вы сами знали Александра?

— Конечно. Да ты присаживайся, дочка, — бабушке явно хотелось поговорить. — Хороший парнишка был. Жалко его. Такой молодой, жить да жить ему, а вот поди… Никто не знает, что нам на роду написано.

— Да, — согласилась я. — Всем распоряжается судьба.

— Парень он хозяйственный, добрый. Поможет, когда надо, — старушка намеревалась заплакать.

Вот интересное дело. Старые люди плачут не так, как молодые. Не всхлипывают, не рыдают. Чаще всего у них просто текут слезы. Капают из глаз. Только платком вытирай.

— У него, наверное, друзей было много? — не без интереса спросила я.

— Конечно. И девушка была — Катя из соседнего подъезда. Она теперь убивается. Вчера с ней истерика случилась, как узнала, что Шурка того, погиб в катастрофе. А матери так вообще «Скорую» пришлось вызывать. Они с отцом сегодня с утра в Тарасов поехали. Теперь к похоронам готовиться надо.

— А Катя в какой квартире живет?

— В двадцать четвертой.

— Понятно. Скажите, вы случайно не знаете, были ли у Александра друзья по имени Олег, Николай, Игорь, Павел. И девушка с ними еще — Ксения.

— Ой, чего не знаю, того не знаю. Много к нему молодежи ходило. Разве всех запомнишь? А настоящий друг у него один был. Кстати, его Игорем звали. Но давно он уже не приходил.

— Фамилию его не знаете?

— Кого? — не поняла старушка.

— Ну того Игоря, что к Веретенникову ходил.

— А зачем мне фамилия? Здесь все друг к другу по имени обращаются. Не знаю, детонька. Красивый такой парень, серьезный, а больше ничего сказать и не могу.

— Спасибо и на этом, — я встала.

Старушка со своим внуком стали собираться домой. Мальчик ныл, что хочет еще погулять, но бабушка была непреклонна и обещала снова выйти с ним на улицу только в том случае, если он хорошо покушает горячих щей со сметанкой. Она так мило и аппетитно говорила об этих щах, что я буквально представила их себе. Однако, проглотив выступившую слюну, я пошла в соседний подъезд, ведь именно там жила девушка Веретенникова.

Войдя в него, я услышала громкий шум — кто-то явно ругался. Были слышны женский и мужской голоса. Не было понятно, о чем именно у них речь, но голоса гремели в гулком подъезде так, что мне казалось, будто стекла звенят в подъездных окнах.

Подойдя к нужной двери, я поняла, что шум идет из нужной мне квартиры. Я не стала стучать, а слегка приблизила ухо к двери.

— Ты пойми, не мог он просто так попасть под колеса, — говорил женский голос. — Саша аккуратный. Он вечно в хвостах плетется, никогда обгонять не станет. У него характер не тот. Я ведь его знаю.

— Хватит! Не желаю больше слышать о нем. Саша, Саша… У тебя что, свет клином сошелся на нем? Все! Чтоб ни слова больше.

— За что ты его так не любишь?

— А за что мне его любить? Что в люди выбился? А какими такими средствами, позволь тебя спросить? Весь тихий такой, правильный. Да только именно в таких омутах черти и водятся. Забудь про него. — Мужской голос стал более спокойным.

— Все, надоело! Не надо за меня решать, что мне делать.

С той стороны двери послышались торопливые шаги. Я быстро дернулась назад, и, когда дверь открылась, у вышедшей девушки должно было сложиться впечатление, будто я только что поднялась с последней ступеньки лестницы. А девушка, можно сказать, вылетела. Бросив на меня мимолетный взгляд, она собралась уже сбежать по лестнице, но я взяла ее за руку и спросила:

— Ты Катя? — Почему-то у меня сразу получилось обращение на «ты». Не хотелось, наверное, официальности.

— Ну, я. А что вам, собственно, от меня надо? — не очень приветливо спросила девушка, тряхнув головой и рассыпав по плечам белокурые пушистые волосы.

Надо же! Похоже, она была натуральной блондинкой. Как ни крути, а все-таки всегда заметно — натуральная блондинка или крашеная. А сейчас по большей части наши блондинки — именно искусственные. А тут на тебе, такая красавица. Просто словами не описать, даже я была слегка ошарашена. Но только слегка. Я быстро взяла себя в руки и попыталась придать лицу выражение, которое вызвало бы к себе расположение.