Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я испугался. Фоков был полон решимости. Его взгляд блуждал где-то в далеком будущем. Ему наверняка был нужен врач. Он был болен. Я, на вокзале, когда садился в электричку сильно сжал поданную мне руку, долго тряс и не отпускал Фокова. Мне хотелось передать Евгению свои силы. Он, напитавшись ими, должен был устоять, какой бы не была трудной жизнь, не пасть духом.
Евгений словно почувствовал мое настроение и сказал:
— Да не бойся ты. Все будет хорошо.
«Дай Бог, дай Бог!» — подумал я, и тут же заскочил в электричку. Двери с шумом закрылись, состав дернулся и стал резко набирать скорость. Бледное лицо Фокова мелькнуло и исчезло в темноте.
Я не знаю можно ли считать его последующую жизнь хорошей. Что в ней было такого хорошего?
10
Собой я был ничего: среднего роста, плечист, крепко стоял на ногах. Лицо у меня было обычное. Ничего такого страшного, что бросалось бы в глаза или же красивого. Меня отличало от других парней лишь поведение. Оно было таким, что девушки хотя и заглядывались на меня, но серьезно ко мне не относились. В селе, где я жил все меня считали женихом Наты, хотя и знали, что она замужем за каким-то городским парнем.
Рядом со мной в лаборатории работали: Светлана, Марина и Елена — девчонки красивые и умные. Одно время они ко мне льнули. Но потом непонятно по какой причине вдруг охладели и любые мои знаки внимания принимали, как шутки.
Я догадался — все из-за Кустиной. Время мной было упущено, и я должен был искать себе девчонку где-то вне дома, вне завода.
После разговора с Фоковым я решил оставить Нату. В свободное время я ходил в кино, бывал в музеях, посещал выставки. Рядом не было Кустиной. Не было и Фокова. Я общался с незнакомыми мне людьми — заводил новые знакомства.
Мои шаги «на сторону» были тут же замечены Натой. Она почувствовала мое отчуждение и испугалась. Кустина не желала меня отпускать. Я должен был оставаться у нее «на поводке». Этот «поводок» мог быть слегка приспущен или же подтянут, но ни в коем случае не порван.
Я работал с Натальей Михайловной в одной группе, и мы многие задания начальника выполняли вдвоем. Она могла, передавая мне, например, документы слегка задержать руку и вот я уже касался ее пальцев. В цех я редко ходил без нее. Мы всюду везде были вместе. Она шла обычно впереди, я за нею. Стоило ей вдруг неожиданно остановиться, и я тут же сталкивался с ней. Она смеялась и говорила мне:
— Извини, я засмотрелась.
Везде, всюду была она, а уж в мыслях подавно. Порой ее чрезмерное внимание меня угнетало. Я начал подготавливать себя к тому, что мне пора уходить с завода. Обстановка вокруг меня должна быть другой. Я должен «вращаться» среди других людей. Там, где меня не знают.
Однажды я решился и отправился в свой институт, который не так давно окончил, к профессору, своему учителю, мне были памятны его напутственные слова, сказанные нам дипломированным специалистам: «Все дороги для вас открыты, но и об институте не забывайте. Заходите просто так. Мы будем рады вас видеть у себя. Для желающих продолжить свое образование у нас есть аспирантура. Стране нужны ученые».
Я встретился с Юрием Алексеевичем. Он выслушал меня и сказал:
— Похвально Юрий Александрович, что вы надумали учиться дальше. У вас большой стаж работы на заводе. Это плюс. Но, что я вам скажу, работу придется оставить. Я знаю ваш завод. Он хорошо оснащен. Там солидная база. Но там у вас будут проблемы, так как все ваши лаборатории, завязаны на производство. Вам сложно будет проводить исследования, не вписывающиеся в тематику завода, поэтому я предлагаю пойти работать к нам или же на худой конец в научно-исследовательский институт. Направление, которое я хочу вам предложить — новое. В нем много неизвестного, оно развивается. Некоторое время я поразмыслю над темой, а после мы снова встретимся. Хорошо? Подумайте и приходите.
Я пришел. Дал добро на поступление в аспирантуру. Согласился и на трудоустройство в научно-исследовательский институт. Тут же при мне Юрий Алексеевич позвонил своему знакомому, какому-то Шестереву. Разговаривая с ним, он спросил у меня:
— Инженером пойдешь?
— Да! — ответил я.
— Ну, вот и договорились, — подытожил Юрий Алексеевич, попрощался со своим невидимым собеседником и положил трубку.
Так я сменил работу. Ушел с завода. Ушел от Наты. Мне теперь не нужно было от нее зависеть.
По утрам я стал ездить в научно-исследовательский институт. Дорога оказалась несколько длиннее, чем до проходной завода, но это меня нисколько не расстраивало. Я нашел способ не менять свой график — поднимался в назначенный час, но, ужав время на сборы, выходил из дому пораньше и всего лишь.
В НИИ я попал во вновь организованную лабораторию. Меня встретил Максим Григорьевич Шестерев. Он был человеком очень деятельным не только на работе, но и за пределами института. Детская мечта стать летчиком манила его — он посещал клуб ДОСААФ, летал на спортивных самолетах и не только — прыгал с парашютом. Не забывал Шестерев и о своих сыновьях. Они находились рядом. Я тоже подумывал обратиться к нему за помощью и записаться в клуб, тогда такое было возможно, но скоро Юрий Алексеевич мой руководитель взял меня в оборот и, мелькнув белокрылой птицей, самолет, неожиданно появившись у меня перед глазами, также неожиданно и исчез, будто и не было его.
Обстановка в НИИ отличалась от заводской. Кроме того, лаборатория была на грани становления. Мне приходилось первое время заниматься самыми различными делами, даже столы таскать.
Коллектив лаборатории только-только формировался и поэтому я не испытывал себя новичком. Длительная работа на одном месте снижает интерес, расхолаживает и вообще плохо действует на человека. Я был рад изменениям условий в своей жизни. Здесь у меня появился стимул к работе.
Экзамены в аспирантуру я сдал успешно и был принят на заочное отделение. Юрий Алексеевич не раз говорил мне, когда я был еще студентом:
— У вас молодой человек есть дар исследователя, не следует об этом забывать, дерзайте…
Он помог мне определить тему диссертации. В НИИ благодаря его