Глаза Дана сужаются, на губах появляется намёк на улыбку. 

— Хороший вопрос, даже несмотря на то, что он ставит под сомнение уровень моего эмоционального интеллекта. Мой ответ: «нет». Я давно не иду на поводу у банальной похоти. В случае твоего отказа поеду домой абсолютно один и лягу спать. 

Сердечный ритм достигает рекордной отметки, и услышь его моя тётя, ведущий кардиолог в местном НИИ, — она наверняка забила бы тревогу. Я не умею, как Дан, легко распознавать свои желания. Вернее, распознавать-то умею, а вот избавлять их от сорняков страха и неуверенности — с этим у меня большие проблемы. Я хочу, но мне страшно… В  то же время понимаю, что это бесконечный бег по кругу, из которого нет выхода. А я хочу из него выйти. Впервые в жизни по-настоящему рискнуть, потому что сейчас лучшие для этого условия.

— Ладно. — Улыбнуться не получается, поэтому мой голос звучит почти строго. — Я поеду с тобой.

Глаза Дана ярко вспыхивают.

— Тогда скажу водителю, чтобы подъезжал. 

— Я так понимаю, в прошлый раз это было не такси? — указываю я глазами на стоящий у входа знакомый чёрный седан с поблескивающей серебристой фигуркой на капоте и, переведя взгляд на Дана, весело щурюсь.

— Ещё один балл в копилку своей наблюдательности. Этот автомобиль и его бессменный водитель Саша — часть моих корней на родине.

Мне хочется и дальше поддерживать непринуждённую беседу, но мысли то и дело сбиваются предстоящим событием. Впервые в жизни я еду домой к мужчине. Ночью. Добровольно. Прекрасно отдавая себе отчёт, чего он от меня ждёт. 

Невероятно сложно приглушить какофонию голосов в голове и выделить единственный, имеющий значение. Мой. Не мамин, не бабушкин, а мой, который честно заявляет о своём желании быть с этим мужчиной. Потому что Громов мне нравится. Господи, он так сильно мне нравится, что я готова перестать думать. Шампанское обладает удивительным свойством не только туманить мозги, но и их прояснять, и сейчас я вдруг отчётливо понимаю, что лучшего мгновения сделать шаг в новую жизнь не представится. Разум безжалостно договаривает то, о чём Дан не сказал вслух: если я спасую и на этот раз, он больше не станет настаивать. 

Если уж делать это с кем-то, то только с таким, как он: от одного взгляда на которого перехватывает дыхание и звенит кожа, и чей запах нравится настолько, что хочется в нём утонуть. С тем, в чьих глазах светится неподдельный интерес к каждому моему слову, и с кем есть полное ощущение того, что он тебя понимает. С людьми у меня так происходит крайне редко.

— Добрый вечер! — улыбаюсь я водителю Дана, смотрящему на меня в зеркало заднего вида, и не без смущения думаю, что он наверняка не забыл, как бесстыдно я себя вела в его машине в прошлый раз. 

Снова чужой осуждающий голос. Кое-кто бы сейчас сказал, что пора овладеть навыками избирательной глухоты и начать слышать только себя. 

Дан опускается рядом и, захлопнув дверь, уверенно накрывает ладонью моё колено.

— Домой, Саш.

Шампанское и полумрак официально лучшие друзья сегодняшнего вечера. Они гасят смущение. 

— Холодно? —  Дан наклоняется так, что его дыхание задевает мою шею, и слегка усиливает давление пальцев в качестве пояснения: — У тебя мурашки.

Издав тихий смешок, я осмеливаюсь найти его глаза.

— Нет, нормально. Мурашки не от этого. 

До дома Дана мы доезжаем головокружительно быстро. Не из-за скорости, а потому что он живёт всего в паре кварталов от ресторана. 

— Спасибо вам, Саша, — благодарю водителя, перед тем как выйти. — Вы так профессионально и плавно водите, что совсем не хочется выходить.

Я сказала искренне. Катить по ночной пустынной столице на комфортном автомобиле рядом с тем, кто тебе по-настоящему нравится, — это особый вид удовольствия, который обязан быть вписан в перечень клише современной любовной литературы наряду с романтичными вертолётными прогулками и завтраками в Париже. 

Мужчина благодарит в ответ, Дан же, помогающий мне выйти, смеётся.

— Ты только что с лёгкостью отпинала моё заносчивое мужское эго. Что значит «не хочется выходить»? 

— Значит, что мне понравилась атмосфера и манера вождения Саши, — улыбаюсь я, ощущая как жар его ладони распространяется от предплечья к телу. — Я не часто езжу в машине, тем более в такой приятной компании.

— Возможно, будет шанс повторить.

— Думаешь? 

Даже удивительно, как легко этим вечером получается задавать значимые вопросы и оставаться честной с собой. Я не питаю особых иллюзий насчёт продолжения, и это хорошо. Сегодня мне удаётся то, чего я себе ни разу не позволяла — жить одним днём.

— Как знать. — Глаза Дана смотрят в мои, в очередной раз давая понять, что он всё понимает. — Этот вечер ведь ещё не закончился.

Мы вместе поднимаемся к нему на этаж. Я стараюсь не слишком крутить головой по сторонам, но всё равно отмечаю безукоризненный интерьер вестибюля, с мраморными полами и уютными креслами, глянцевые стены лифта без единого жирного пятнышка и панорамные окна в конце коридора. Правда,  лишь до того момента, пока мы не останавливаемся возле матовой чёрной двери с цифрой одиннадцать и мой мозг полностью не переключается на то, что произойдёт внутри квартиры. 

— Обувь снимать не обязательно, — предупреждает Дан, пропустив меня внутрь и щёлкнув выключателем. — Не буду говорить, что у меня не прибрано, потому что я жуткий педант и ежедневно эксплуатирую труд домработницы.

— Мне уже нравится твоя квартира, — говорю я, оглядывая кремово-серые стены и высоченные потолки. Только такие и могли быть у человека его роста. — И ещё одно признание. — Повернувшись, я смотрю ему в глаза: — Не смейся, ладно? Мне очень нравится, как ты разговариваешь. Просто у тебя очень правильная,красивая речь, а сейчас это такая редкость. 

— Принимается. — Голос Дана становится на октаву ниже: — Впервые в жизни мне начинает казаться, что я говорю недостаточно комплиментов женщинам. И всё из-за тебя. 

Возникает ещё один момент, который мог бы перерасти в многозначительную паузу, если бы не моё острое желание наконец избавиться от великолепных туфель, которые я так старательно выбирала и которые сейчас ощущаются раскалёнными башмаками. 

— Прости, но я просто обязана поскорее это сделать. — Я виновато кривлю лицо и с выдохом облегчения сбрасываю туфли с ног. — Господи, это просто счастье какое-то. Мои ноги не созданы для того, чтобы носить каблуки, и кажется, имеют крестьянскую склонность к вьетнамкам.

Глубокий смех Дана отражается от стен и полностью разряжает обстановку. Как могло получится, что даже в его квартире, один на один, мне удаётся почувствовать себя расслабленно? Расслабленность — это ведь признак доверия. А мне будто бы рано ему доверять.