И он посторонился, пропуская парня к деревьям. Ерш несколько секунд играл желваками, приглядываясь к Глебу, затем кивнул и быстрой походкой отошел от лавки. Глеб, по-прежнему держа пальцы на рукояти меча, последовал за ним.

– Ну? – спросил ерш, войдя в тень деревьев и обернувшись. – И чего тебе от меня надо?

– Я ищу Пичугу, парня с деревянной ногой, – сказал Глеб. – Где он?

Парень прищурил колкие, цепкие глаза.

– Не понимаю, о ком ты говоришь. На торжке много разных пичуг. Брось на снег горсть хлебных крошек, они и слетятся.

Глеб, пристально глядя на парня, сжал рукоять меча.

– Я повторю свой вопрос, – отчеканил он. – И если ты снова вздумаешь юлить, мне придется достать меч из ножен. А будет тебе известно: я никогда не достаю меч, если не уверен, что пущу его в ход. Итак, я повторяю: где мне найти Пичугу?

– Он… – Парень осекся и закусил губу.

– Ну? – сдвинул брови Глеб.

– Он тут… недалеко. В подклете ерохинского дома.

– Идем, покажешь!

Однако парень не двинулся с места. Покусав губы, он нехотя признался:

– Вряд ли Пичуга сможет с тобой говорить.

– Почему? – насторожился Глеб.

– Я дал ему бурой пыли.

Брови Глеба приподнялись.

– Вот оно что, – презрительно вымолвил он. – Так ты – тайный разносчик?

– Не совсем, – качнул головой парень. – Я скупаю у одного добытчика пыль, бодяжу ее дурман-травой и толкаю нищим бродягам по дешевке. Я доволен, бродяги – тоже. А добытчик – в наваре.

Глеб задумался.

– Значит, ты сам смешиваешь эту бодягу? – уточнил он после паузы.

Ерш угрюмо кивнул:

– Да.

– Вот и хорошо. Выходит, ты знаешь, как привести Пичугу в чувство.

Глеб схватил парня за плечо и грубо толкнул его на освещенную луной тропинку:

– Топай вперед, химик! И если через полчаса Пичуга не запоет, ты будешь петь вместо него. Только имей в виду: если твоя песня мне не понравится, я посажу тебя в клетку и буду кормить гусеницами и червяками, пока ты не засвистишь щеглом.

* * *

Полчаса спустя Пичуга открыл глаза и обалдело взглянул на Глеба.

– Ты кто? – изумленно вымолвил он.

– Я-то? До сих пор звался Глебом Первоходом.

– Перво… – Пичуга изумленно моргнул. Несколько секунд он таращился на Глеба, затем перевел взгляд на свою мокрую, испачканную рвотой грудь и передернул плечами.

– Пичуга! – окликнул его Глеб. – Ты понимаешь, что я говорю?

Пичуга посмотрел на Глеба, перевел взгляд на Ерша, сидевшего с угрюмым видом у ведра с блевотиной, снова посмотрел на Глеба, облизнул губы и хрипло спросил:

– Какого лешего здесь происходит?

– Мне нужна твоя помощь, старина, – ответил Глеб.

Пичуга снова взглянул на Ерша.

– Эй, Ерш, – неуклюже заворочал он языком, – ты обещал, что я очнусь только утром. Гони назад мои деньги.

Ерш угрюмо взглянул на Пичугу и сказал:

– Этот парень задал тебе вопрос. Лучше ответь ему.

Пичуга вновь повернулся к Глебу, поморщился и потер пальцами виски.

– Леший… – хрипло обронил он. – Как мне худо.

– Меньше надо жрать всякую дрянь, – холодно проговорил Глеб.

Пичуга вяло усмехнулся.

– Жрал бы не дрянь, да где ее возьмешь? Нынче чистая бурая пыль дороже злата.

Глеб качнул головой, словно перечеркивая все, что было сказано, как незначительное и не заслуживающее внимания, и нетерпеливо осведомился:

– Говорят, ты как-то связан с Пастырем. Расскажи мне про него.

– С Пас… – Пичуга потер ладонями лицо, прогоняя остатки наркотического тумана, и сказал: – Прости, Глеб, но я еще плохо соображаю. Погоди… Ты ведь ходок. А у вас, ходоков, вечно припрятан золотничок-другой бурой пыли. Может, поделишься?

Взгляд Глеба похолодел.

– Я подарю тебе нечто большее, – процедил он сквозь зубы.

Глаза Пичуги загорелись алчным огоньком.

– И что же? – спросил он.

– Твою жизнь.

Пичуга замер, потом облизнул пересохшие губы и вымолвил:

– Ты не убьешь меня, ходок. Ты никого не убиваешь просто так. Тем более – нищих и беспомощных калик.

– Ты давно меня не видел, калика, – холодно отчеканил Глеб. – И ты далеко не так беспомощен, как пытаешься казаться.

Пичуга усмехнулся и кивнул:

– Ты прав. Но забесплатно я ничего тебе не скажу. Таково мое правило. Стоит мне раз им поступиться, и другие бродяги перестанут меня уважать.

– Тебе так нужно их уважение?

Пичуга снисходительно хмыкнул:

– Ты ведь знаешь наш мир, ходок. Я жив, пока меня уважают и боятся. Как только перестанут – мне конец. Ищи меня тогда в овраге с перерезанным горлом. – Он, прищурив осоловелые глазки, вгляделся в лицо Глеба, облизнул мокрые губы и добавил: – Ходоки – богатые люди. От медяшки-другой ты точно не обеднеешь.

– Ладно, не блажи. – Глеб достал из кармана куртки кожаный кошель, вынул из него пару медных монеток и швырнул на пол.

– Это тебе на новую ногу.

Пичуга подобрал монетки и спрятал их в карман.

– Ты щедр, ходок, – усмехнулся он беззубым ртом. – Я тоже буду с тобой щедр. Что ты хочешь знать?

– Откуда взялся белый чародей?

Пичуга помолчал, шевеля бровями и об чем-то угрюмо размышляя, потом разомкнул губы и сказал:

– Пастырь дурит всем головы. Коли б не бурая пыль, я бы тоже вошел в его общину.

– Что это значит? – насторожился Глеб.

– Ты ведь уже видел его?

– Да.

– Видел, что он вытворяет? Вино, бьющее ключом из земли. Исцеленные и прозревшие слепцы. Рыбы, выскакивающие из реки прямо в руки Пастырю…

– Хватит перечислять, – оборвал калику Глеб. – К чему ты ведешь?

Пичуга ухмыльнулся и ответил:

– Это все не по-настоящему.

– Как это? – прищурился Глеб.

– Да вот так. Этот чародей насылает на людей сон. Они будто бодрствуют, но на самом деле спят с открытыми глазами. Все. Но не я.

– И что же в тебе такого, чего нет у других?

Пичуга тонко усмехнулся:

– Я уже сказал тебе, Первоход. Во всем виновата бурая пыль. Она тоже насылает морок, но ее морок прозрачен и не мешает видеть явь.

– И что, нынче все горожане, кроме тебя, «чистые»?