Пальцы Ляна вновь нервно заскользили по подлокотникам, взор устремился Вэнсу в лицо. Теперь в глазах китайца читалось удивление.

– Вчера я не приходил в дом в промежутке между половиной третьего и полуночью, – произнес Лян таким тоном, что стало ясно – больше он на эту тему говорить не намерен.

Вэнс устало вздохнул и окликнул Гэмбла:

– Скажите, Гэмбл, где сидел мистер Арчер Коу, когда вы вчера покидали этот дом?

– На диване, сэр. Вон в том углу, возле напольной лампы. Это было любимое место мистера Арчера.

Вэнс кивнул и поднялся.

– Пока достаточно. Возвращайтесь к своим обязанностям, Гэмбл. Мы вас позовем, когда потребуется.

Гэмбл вышел, а Вэнс шагнул к дивану и принялся его осматривать.

На диване лежали три пуховые подушки, причем одна из них, та, что помещалась ближе всего к краю и к лампе, была примята. Рядом с лампой, перед диваном, стоял массивный низкий табурет из тикового дерева, на полу валялся каталог «Древние бронзы Китая».

Несколько минут Вэнс рассматривал табурет и каталог. Затем, не оборачиваясь к нам, выдал:

– Мистер Лян, когда вы вчера в восемь вечера заглянули в эту комнату, табурет был повален на бок, не так ли?

Впервые за все время китаец потерял самообладание, по всем критериям подобное слоновой кости. Стрельчатые веки дрогнули; легкое, сухопарое тело ощутимо напряглось. Прежде чем Лян успел ответить, Вэнс добавил:

– Наверное, вы подняли табурет… Но вот каталог, что с него свалился, вы не заметили.

– Меня здесь не было, – повторил Лян.

– Не составит никакого труда, – продолжал Вэнс, – проверить наличие на табурете отпечатков ваших пальцев.

– Стоит ли тратить время? – спокойно возразил китаец. – Вне всякого сомнения, вы найдете на табурете мои отпечатки. Я часто прикасаюсь к мебели и другим предметам в этой комнате.

Вэнс чуть улыбнулся; в этой улыбке я уловил восхищение.

– Уговорили. Мы не станем утруждать криминалистов.

Затем Вэнс обошел напольную лампу и остановился возле круглого столика из камфорного дерева, находившегося за диваном. На столике помещались фигурки из слоновой кости, а также не меньше двух дюжин нефритовых, янтарных, кварцевых, хрустальных и фарфоровых флакончиков для благовоний. В центре стола, на изящной подставке из тикового дерева, стояла белая ваза строгой формы, высотой дюймов девять. Еще когда мы в первый раз переступили порог библиотеки, Вэнс явно заинтересовался этой вазой. Теперь же он рассматривал ее со скептическим выражением лица. Мы не сводили с Вэнса глаз, причем китаец Лян казался обеспокоенным едва ли не больше всех остальных. В его взгляде, буквально прикованном к лицу Вэнса, читалось удивление, смешанное – если только фантазия не шутит со мною шуток – со страхом.

– Поразительно! – пробормотал Вэнс, уделив белой вазе несколько мгновений. Он поднял свои полусонные глаза и добавил: – Скажите, мистер Лян, этот сосуд был на столике вчера в восемь вечера?

– Откуда мне знать? – с привычной, запирательской интонацией вопросил Лян.

Вэнс взял вазу в руки.

– Ваза явно не тянет на музейную ценность, не так ли, мистер Лян? Второсортная поделка, не более. Честно говоря, я крайне удивлен, что мистер Коу вообще включил эту вещь в свою коллекцию. Такого добра полно в магазинах на Пятой авеню, и цены не кусаются… Позволю себе предположить, что это имитация дин-яо, сделанная при Даогуане[16]. – Вэнс постучал по вазе ногтем среднего пальца. – Пожалуй, материал попрочнее того, что использовали мастера эпохи Сун, но, к сожалению, он более грубый. Качество недотягивает; поливе недостает богатого, густого блеска фарфора дин-яо, каковой блеск особенно впечатляет в белых монохромах. О нет, коллекционер со стажем вроде Арчера Коу никогда не обманулся бы, никогда не соблазнился бы подобной вещью… Или вы со мной не согласны, мистер Лян?

– Мистер Коу немало знал о китайском фарфоре, – последовал уклончивый ответ. Китаец не сводил глаз с Вэнса.

– В эпоху Даогуан, милый Маркхэм, фарфоровых дел мастера наиболее точно придерживались технологий, принятых в предшествовавшие эпохи, – не преминул заметить Вэнс. – Что характерно – каждая из имитаций имела клеймо, тогда как подлинные белые монохромы дин-яо или, скажем, нан-дин-яо, традиционно не маркировались. – Вэнс перевернул вазу, стал рассматривать донышко. – Так я и знал! Вот клеймо! Эпоха Ваньли[17]. – Последовало скорбное покачивание головой. – Нет, Арчер никогда не прельстился бы подобным изделием… Очень, очень странно…

Вэнс принялся было устанавливать вазу на прежнем месте, но внезапно рука его замерла, а в следующую секунду он поместил образчик фарфора эпохи Ваньли на край стола.

Затем Вэнс наклонился, отодвинул тиковую подставку и открыл нашим взорам треугольный осколок белого фарфора шириною примерно в дюйм. Нацепив монокль, Вэнс со всей осторожностью взял осколок двумя пальцами и стал рассматривать на свет.

– А вот это уже совсем другой материал, – произнес он. – Похоже, перед нами фрагмент подлинного дин-яо эпохи Сун. Заметьте – это ни в коем случае не нан-дин-яо, ведь полива лишена характерного оттенка, имеющего загадочное название «рисовый цветок»[18]. Нет, полива поражает матовой белизной. Этот фарфор тонок, как бумага, и чрезвычайно хрупок, он будто светится изнутри. Впрочем, фрагмент может принадлежать и к эпохе Юань…[19] Подобные детали не так уж и важны – в любом случае ваза из такого фарфора сделает честь любой коллекции.

Фрагмент фарфора отправился к Вэнсу в карман, а сам Вэнс заговорил с китайцем, который во время его краткой, но познавательной лекции сидел подобно изваянию и даже ни разу не моргнул.

– Скажите, мистер Лян, у мистера Коу была ваза дин-яо эпохи Сун высотою примерно с этот вот, извините за выражение, горшок?

– Да, была. – Китаец говорил ровным тоном, без намека на интонации. – Хотя, как вы предположили, эта ваза могла относиться и к династии Юань. Как вам известно, разница несущественна.

– Когда вы в последний раз видели вазу дин-яо?

– Не помню.

Вэнс попытался пригвоздить китайца взглядом к креслу.

– Допустим. А когда вы, мистер Лян, в последний раз видели эту имитацию, датируемую девятнадцатым веком? – Вэнс указал на белую вазу, что стояла на столике.