спекулатором, армейским разведчиком, и каждая отброшенная личина оставляла свой след. Мамурра гордился своим чутьем, больше, чем мог открыто признать.

Поначалу у ворот образовалась пробка, но потом они все же вошли в город. Разместив людей и животных внутри, Мамурра пошел искать Баллисту. Он нашел дукса ожидающим аудиенции в кампании Максима и Деметрия.

- Его зовут Оденат, - напомнил мальчик Баллисте. – По-гречески или по-латыни его зовут царем Пальмиры. На их родном арамейском он – владыка Тадмора. Он безупречно знает греческий. Говорят, три года назад, в трудные времена, он выставил тридцать тысяч конников против персов.

Ярхай, вместе со своей экстравагантной дочерью, подъехали к Баллисте. Мамурра и остальные оседлали коней. Баллиста потребовал отвести его ко дворцу Одената, и они тронулись в путь, медленно проезжая украшенные колоннами улицы, по сторонам которых выстроились лавки. По глазам ударила буря красок. Обоняние испытало напор дивной смеси ароматов разнообразных специй и куда более банальными запахами людей и лошадей. Они проехали небольшую площадь, агору и театр, и достигли дворца, где были встречены обходительным дворецким.

Мамурра сделал шаг вперед, был представлен, шагнул назад и более не играл никакой роли в официальном приеме, оказанном дуксу реки царем Пальмиры, так что префект смог сосредоточиться на людях вокруг. Оденат произнес приветственную речь, короткую формальную: воинская удаль Баллисты бежит впереди него, его присутствие здесь рождает уверенность в будущем, и так далее, и тому подобное. Ответ Баллисты, после столь же раздутого вступления, увенчался краткой и однозначной просьбой выделить солдат. В ответ Оденат долго рассуждал о непорядке на востоке – повсюду разбойники, арабы, без ума от алчности, он удерживает, но лишь едва, порядок, для чего ему нужны все его воины.

Сложно было перечислить, за что Мамурра невзлюбил Одената, владыку Тадмора, и его двор. Для начала посмотрите на аккуратно завитые и надушенные локоны монарха. Как изысканно он держит кубок с вином, отставив в сторону мизинец, его роскошные одежды, мягкие, пышные подушки, на которых он сидел, украшенные узорами, источавшие аромат духов. А двор его был еще хуже. Первый министр, Верод, и два военачальника, были одеты как копии своего владыки, и носили почти одинаковые имена, смешные и варварские: Забда и Заббай (практически Биба и Боба — прим. перев.). Ухмылявшийся сын Одената, похожий на уличного проститута, а поверх всего – два помпезных, чванных евнуха и женщина (коварного вида стерва по имени Зенобия – новая жена Одената).

- Должно быть, дело все в том, что оно посреди нигде, - тихо сказал Мамурра Баллисте. Прием был окончен. Мужчины стояли снаружи в ожидании своих лошадей.

- Оно?

- Это место. – Мамурра обвел жестом окружавший их город. – Пальмира богата, как Крез. Никакие укрепления, обороняемые кучкой пидаров, у которых яиц меньше, чем у евнухов и женщин. Защита этого города – его расположение посреди нигде. Если спросишь меня, то даже хорошо, что они слишком напуганы, чтобы дать нам солдат.

Баллиста помолчал, прежде чем ответить.

- Именно к такому выводу я бы и пришел до разговора с Ярхаем. Сейчас же я не так уверен.

Мамурра не ответил. Баллиста улыбнулся:

- Когорта XX была первоначально основана здесь, и до сих пор черпает большинство рекрутов отсюда. Кого-то берут из кочевников, но большинство – отсюда или из Арета. Оба города известны своей службой за деньги – Риму или кому-то другому.

Привели лошадей. Баллиста продолжил, садясь в седло

- Мы с тобой ждем, что воины будут выглядеть как воины, закаленные римляне или волосатые северные варвары. Может, в данном случае внешность обманчива. Может, не все восточники – трусы.

- Уверен, так оно и есть, - Мамурра не был уверен. Но и отбрасывать мысль сразу не хотел. Он обмозгует ее в своей неспешной манере.

На самом деле мысли Баллисты метались во все стороны, когда слова Мамурры вернули его к реальности. Метались, метались, но вновь и вновь возвращались к отказу царя Пальмиры, а до того – к отказу царя Эмезы дать солдат. И ведь не скажешь, что сирийцы боятся драться: они ведь дрались три года назад. Скорее, они не хотят сражаться. Почему? Богатства Пальмиры и Эмезы были накоплены торговлей между Римом и его восточным соседом. Пальмира и Эмеза были расположены прямо между Римом и Персией. Отказать Баллисте фактически означало отказать римским императорам. Неужели они решили поддержать персов? И в их отказе звучала уверенность, что императоры не накажут их, и даже не разгневаются. Неужели императоры тайно разрешили царям этих городов отказать Баллисте? Может, все они хотят, чтобы он потерпел неудачу?

Трое фрументариев сидели в привычном для себя месте, баре в трущобах - темном, грязном и укромном месте. Их прикрытие было безупречным. Для стороннего наблюдателя они выглядели как два писца и вестник, что решили немного выпить, лишь немного, ведь их доминус опять велел выступать с рассветом. Завтра их ждет последний этап путешествия к Арету.

Фрументарий с Субуры положил три монеты на стол

- Что думаете?

С трех антонинианов на них смотрели похожие профили мужчин в солнечных коронах, смотрящих вправо.

- Я думаю, цены задраны просто непристойно. Но, если принять теорию, что девчонки берут дневное жалование солдата, тебе еще светит снять неплохую.

Фрументарии рассмеялись.

- Нет, Серторий, грустный засранец, я хочу, чтобы ты посмотрел на эти монеты и вспомнил, где мы были. – римлянин взял одну монету.

- Мариад, повстанец из Антиохии. Иотапиан и Ураний Антонин, еще двое, оба из Эмезы. А где мы были? В Антиохии и Эмезе. Наш варвар-дукс ведет нас по городам недавних восстаний. Он ищет тлеющие угли мятежа.

Какое-то время мужчины пили в тишине.

- Возможно, стоит пошмотреть с другой стороны. Арет-Пальмира-Эмеза – это западный конец шелкового пути, - вступил пун.

- И что, Ганнибал? – римлянин, как всегда, хорошо соображал.

- Пошлины с шелкового пути могут обешпечить любое вошштание.

- Я все еще не убежден, что дело тут – в шелковом пути.

- Ох, не начинай снова, Серторий. Вечно ты придумываешь глупые теории. Сейчас ты заявишь, что варвар ничего не замышляет. А он замышляет, мы все это знаем, император не послал бы нас троих, будь это не так.

Невидимый за шторой, четвертый фрументарий смотрел и слушал. Ему понравилось то, что он услышал. Трое его коллег были прекрасны