Женщина попрощалась и ушла, а я легла на кровать и замоталась в покрывало, поджав колени к груди. Я чувствовала себя опустошённой и уязвимой. Предательство всегда ранит. Я ведь доверяла Вафии, уже считала её подругой.

А если она не виновата? Этот её взгляд, когда уводили… Она смотрела так, будто просила о помощи, умоляла. Скорее всего, ей сейчас несладко придётся.

Но если Вафия действительно засланный казачок, то это может быть просто игрой, а я оказалась слишком доверчивой.

В памяти всплывает превью – заставка к какому-то сериалу про восток: “дворцовые интриги, тайны, смертельная борьба за принца”

Я такого не хочу. Ни интриг, ни тайн, ни тем более смертельной борьбы.

В порыве приступа подозрительности и ощущения какой-то болезненной незащищённости, я вскочила с кровати, игнорируя головокружение, шатаясь, пошла к двери и проверила, заперт ли замок. Судя по всему, это так себе защита, но мне стало спокойнее.

Снова умостившись на постели, я никак не могла найти удобную позу. Раньше мне нравилось спать на животе, но сейчас, едва перевернувшись, я аж охнула – так заболела придавленная грудь. Только сейчас поняла, что она ужасно саднит. С чего бы? Может, сбой какой гормональный или ПМС такое зверское.

Я, кстати, совсем уже забыла про свой цикл. Надо глянуть, когда там месячные, чтобы не попасть в неловкую ситуацию.

Потянувшись к тумбочке, я взяла свой смартфон и открыла нужное приложение.

Сначала даже не поняла, что не так. Бред какой-то. Глюки у приложения, что ли?

Но потом в груди будто жар вспыхнул и стёк огненным потоком по внутренностям. Смартфон едва не выскользнул из пальцев, потому что они резко стали влажными и задрожали.

Приложение показывало, что сегодня у меня восемнадцатый день задержки…

Тошнота, уже от резкой нервной встряски, подкатила к горлу отвратительным клубком. Я соскочила с кровати и понеслась в ванную. Едва успела открыть унитаз, как вывернула весь тот скудный ужин, который смогла в себя впихнуть, но даже после этого болезненные спазмы не стихли. Казалось, что даже рёбра от них сейчас надломятся.

Насилу продышавшись, я кое-как встала и открыла кран с холодной водой. Подставила сначала запястья, а потом набрала воду в пригоршню и опустила туда пылающее лицо. Резкая смена температур заставила сделать резкий вдох и помогла немного прийти в себя.

Я подняла лицо и посмотрела на себя в зеркало. Зрачки были расширены, губы от тяжёлого дыхания приоткрыты, на скулах выступили алые пятна. Вид был весьма не очень, но разум прояснился.

Итак, Ксения, что мы имеем.

Первое: меня предали и пытались убить. Ну или покалечить. У меня в этом чужом месте совершенно точно были могущественные враги, недовольные моим появлением. Опасные враги. С длинными руками.

Второе: я была беременна.

И сомнений у меня, почему-то, не осталось в этом и без теста.

Мой цикл никогда не давал сбоев. Вообще никогда. Ни во время стресса, ни во время гриппа, ни когда я за двое суток несколько раз пересекала часовые пояса. Чтобы в моей жизни не происходило, месячные были как часы: чётко, точно, вовремя. И совершенно безболезненно, поэтому – то я и удивилась набухшей саднящей груди.

Да и с Нафизом мы не предохранялись. Точнее, предохранялись, но путём прерванного акта. Я просила его вытаскивать, потому что к рождению детей была не готова. Нафизу это совершенно не нравилось, но он делал, что просила. А те несколько раз, когда сперма всё же попадала в меня, я считала, что было в неопасные дни.

Но я обсчиталась!

И теперь я была совершенно точно уверена, что жду от Нафиза ребёнка.

И ещё, так же совершенно точно, я осознавала, что должна скрывать это от любой живой души максимально долго. Если враги есть у меня и ненависть их настолько сильна, что мне намекают, что убьют без сожаления, то что тогда говорить о том, насколько неприемлем мой ребёнок.

Кто мой враг, я прекрасно понимала. И что узнав о ребёнке, действия её станут ещё более радикальными и решительными – тоже.

Меня убьют.

А если каким-то чудом дотяну до родов, то после них точно. И ребёнка тоже. И пусть сейчас двадцать первый век, борьба за наследие в семьях королевских кровей никуда не делась. А у Нафиза детей больше нет. Наш будет первым.

Или не будет, если я не приму меры. А я обязана, потому что, когда Господь посылает женщине под сердце ребёнка, он наделяет обязанностями хранить и защищать своё дитя.

Здесь, в чужом мире, я сделать этого не смогу. А значит, я должна выбраться отсюда. Должна сбежать.

Я полюбила Нафиза, даже почти приняла новую жизнь, но я ни за что не приму смертельную опасность для нашего ребёнка. Он не простит меня, но выбора нет.

Пульс вдруг выровнялся, тошнота отступила, головокружение прекратилось. Решимость пришла с осознанием, которое огненными буквами загорелось в мозгу: “Я. Должна. Бежать.”

Глава 24. «Предложение»

– Хэриб, ты какая – то не такая, – Нафиз перестал целовать мой живот и поднял голову, посмотрев мне в глаза. – Я не чувствую твоего жара, твоего ответа.

– Прости, – я чуть выползла из-под него и села, обхватив колени. – Прости, Нафиз, не могу настроиться.

Он со вздохом поднялся и сел рядом. Нежно провёл пальцами по моей коже от лодыжки и до середины бедра, наклонился и поцеловал в волосы.

– Тебе не за что извиняться. Ты ведь человек, а не машина. Страсть иногда не приходит, это нормально.

Он взял меня за руку и прижал её к губам, а у меня сжалось сердце. Этот мужчина любил меня, души во мне не чаял, а я собиралась от него сбежать, ничего не сказав о нашем ребёнке.

Я тоже любила его, и от этого было ещё сложнее. Потому что чтобы осуществить задуманное, мне придётся лгать, хитрить и изворачиваться. Лгать в первую очередь ему.

Но иной выбор я сделать не могла. Не имела права. Это мой ребёнок, и я обязана была его спасти, защитить от опасностей. Увезти туда, где его никто и никогда не найдёт, не причинит вред, не использует как пешку в политической игре.

Если речь раньше шла только обо мне, и я смирилась с новой ролью, даже нашла в ней преимущества и попыталась ею наслаждаться, то сейчас от меня зависела жизнь маленького существа, ещё даже не сделавшего первый вдох, но которому уже грозила смертельная опасность просто за факт, что он есть.

Да, мне уже сейчас, хотя я ещё и понятия не имела, как осуществлю задуманное, потому что у меня, как минимум, даже паспорта не было, было стыдно перед Нафизом. Стыдно и больно. За него, за себя, за нашу любовь. За то, что всё складывалось так как складывалось.

Но я справлюсь с этим, потому что цель моя куда важнее.

– Я бы хотела с ней поговорить, Нафиз. С Вафией, – повернулась к нему и с просьбой посмотрела.

– Зачем? – его тон сразу изменился, став более твёрдым, а взгляд жёстким.

– Мне по – прежнему не верится, что эта милая девушка могла попытаться причинить мне вред. Она казалась… такой дружелюбной, такой открытой. Мы даже подружились.

– Вот именно – казалась. Хэриб, я и так проявил милосердие, потому что ты очень просила об этом, и отдал паршивку в руки полиции, чтобы они разбирались. Хотя я и так прекрасно понимаю, откуда растут ноги. Вафия молчит, но я знаю, что она была в прислужницах матери Саффаны. Давно, но была. Позволь мне разобраться со всем этим до конца. Я ведь дал слово, что смогу защитить тебя, и я сдержу его, Хэриб.

Вздохнув, я положила голову ему на плечо и прикрыла глаза, наслаждаясь мужским запахом и теплом его кожи. Понимала, что когда мне всё же удастся бежать, а я всё сделаю для этого, то буду невыразимо скучать по Нафизу, по его нежным крепким объятиям, по той страсти, что горит в его глазах, когда он прикасается ко мне. По нашим жарким поцелуям и ночам, полным ласк и удовольствий.

Буду тосковать и вспоминать, как вдруг негаданно