Она поманила меня рукой, и я пошла за ней. Оказавшись в небольшой комнатке без окон, единственным выходом из которой было то самое зеркало-дверь в примерочную, Вафия схватила меня за руку.

– Сайеда, – прошептала она негромко, но с чувством, отображение которого я увидела в её глазах. – Я ничего плохого тебе не делала, клянусь! У него моя сестра, и змею оставила я, да. Прости меня! Но чай не был отравой. У тебя был вирус, и я хотела защитить твоего малыша с помощью трав. На ранних сроках нехорошо болеть.

– Я верю тебе, – я сжала её руку в ответ. – Верю, Вафия. Но как ты тут оказалась? Как тебя отпустили?

– Вину не доказали, и господин вернул меня семье сайеды Саффаны. Но давай скорее! У нас мало времени.

Вафия стащила свой платок и абайю, помогла мне снять мои, и мы поменялись. Потом она достала маленькую коробочку и зеркало. В коробочке оказались линзы.

– У тебя слишком заметные глаза, сайеда Хэриб. Вся полиция будет искать “чужестранку с ледяными глазами”. Так что хотя бы на первый взгляд тебе нужно их скрыть.

Я надела линзы и, моргнув, взглянула на себя в зеркало, откуда на меня смотрела кареглазая Ксения. Непривычно. Будто и правда не я.

Вафия же надела светлые линзы.

– Ты собираешься заменить меня? – спросила я её, чувствуя тревогу за эту девушку. – Обман быстро раскроют.

– Знаю. Но я смогу выиграть тебе хотя бы несколько минут.

– Вафия…

– Всё хорошо, сайеда, она снова взяла меня за руку. – Я хочу помочь. Я лгала тебе и чувствую вину. Позволь мне…

– Я не виню тебя, Вафия, тебе не нужно рисковать, чтобы…

– Я так хочу. Это важно для моей совести.

В каком – то порыве признательности я обняла её с благодарностью. Я уважала её решение и больше не стала настаивать, но она должна понимать, что подвергает себя очень серьёзной опасности.

– А теперь иди, сайеда. Иди!

Вафия толкнула ещё одну дверь, которая настолько сливалась со стеной, что я её поначалу и не заметила. И вела эта дверь уже не в красивые коридоры торгового центра, а в серый бетонный коридор, слабо освещённый люминесцентными лампами дневного света.

Похоже, в этой стране все здания имеют свои секреты.

Я нырнула в этот проход, и дверь за мной захлопнулась. Торопливо пошла по лестнице, ведущей вниз. Один пролёт, второй, третий. В груди снова стало закрадываться тревожное чувство. Но только я собралась ступить на четвёртый пролёт ступеней, ведущих дальше вниз, на небольшой площадке открылась дверца и какая – то женщина махнула мне рукой.

– Закрой лицо, сайеда, – сказала она мне. – В нашей стране уйти незамеченной легче.

И действительно. Когда мы покинули здание через неприметную дверь на заднем дворе, а потом вышли на оживлённую улицу, никто на меня не смотрел. Моё лицо было закрыто так же, как и большинства женщин. Глаза благодаря линзам, тоже не выделялись и не привлекали лишнего внимания.

Внутри я чувствовала дрожь, мне было жарко под одеждой, но пот, выступающий на коже, был холодным.

Это страх, я знаю. Но он внутри, снаружи я ничем не приметна.

Минут через двадцать пешей ходьбы, женщина предложила мне сесть в машину. Чёрный внедорожник, такой же, как был у людей Нафиза. Выбора у меня всё равно не было, так что я сделала, что мне сказали.

В пути водителю позвонили, но он ничего не отвечал, лишь слушал, а потом отключился. И прибавил скорость после разговора.

Возможно, это уже искали меня. Два часа, обещанные мною водителю, ещё не прошли, но ведь Бахура явно озаботилась, почему меня так долго не было из бутика номер двести шестнадцать. И о том, что сделали с Вафией, раскрыв обман, что случилось, думаю, довольно быстро, я даже думать не хотела.

И когда нас притормозил патруль, внутри меня всё оборвалось. Внутренности скрутило тугим узлом страха, что всё сорвётся, а гнева Нафиза мне не миновать. И уж тем более выбитых ранее преференций точно не видать.

Но всё прошло благополучно для нас. Патрульный открыл заднюю дверь, посмотрел на меня буквально доли секунды, учтиво кивнул, когда я скромно опустила взгляд, но лишь после того, как коротким взглядом продемонстрировала ему свой тёмно-карий цвет глаз.

Дальше всё проходило как в тумане. Меня передавали из рук в руки. Из машины в машину. В какой-то момент я уже почти уверена была, что никто никуда меня не отпустит, но потом мы приехали в аэропорт. Впритык.

Я ужасно нервничала, когда шла на паспортный контроль. Но оказалось, что мусульманские женщины в аэропортах своих стран могут не показывать лица или делать это по требованию в специально отведённых комнатах с сотрудниками-женщинами. Но меня ввиду почти опоздания досматривать не стали.

Мне кажется, что самый тревожный момент – это перед взлётом. Будто сейчас, в самую последнюю секунду вылет отменят или задержат, в салон войдут полицейские, и всё закончится для меня плохо.

Но этого не произошло. Когда включились двигатели, я закрыла глаза. Зажмурилась и постаралась сконцентрироваться на дыхании.

И открыла лишь тогда, когда увидела далеко внизу море и удаляющийся берег. Клубок, давивший в груди, распустился, позволив, наконец, вздохнуть. Но вместо него я почувствовала, как меня топит горечь. Ощущение, будто я лишилась не просто любимого, а частички себя.

Прости меня, Нафиз, прости…

Глава 27. «Финал восточной сказки»

В небе ночном звёзды зажглись,

Падают, падают тени…

Спи мой сынок, спи мой малыш,

В тёплой своей колыбели.

Дождь за окном тихо стучит,

Кот на окошке сонно урчит,

А я прижму тебя крепко к груди,

Ты только спи, ты только спи…

Дыхание ребёнка постепенно стало тише, веки сомкнулись. Малыш сдвинул на мгновение бровки, вздохнул, расслабился окончательно и уснул.

Я ещё минут десять сидела с ним на руках в кресле, гладила пальцами его пухленькую ручку, аккуратно, чтобы не разбудить, прижималась губами к лобику. Слушала размеренное дыхание, наслаждаясь этим особенным чувством в груди – материнской любовью.

Оно оказалось таким полным, таким фактурным, всеобъемлющим. Разноцветным, сложным, вдохновляющим. Прекрасным.

Оно затмило собой всё остальное. Это случилось в тот момент, когда Петю, мокрого и отчаянно пищащего, выложили в роддоме мне на живот. Нас прикрыли одеялом и оставили в родзале на некоторое время одних.

И сидящее в груди чувство, словно бутон, вдруг раскрылось. Распустилось, мощно расправив лепестки. Ослепило меня, ошеломило своей силой. Припечатало крепко-крепко к этому маленькому существу, полностью от меня зависящему.

И тогда я поняла, что всё было не зря.

Не зря я встретила на том курорте в Таиланде необыкновенного мужчину.

Не зря он привёз меня в свою страну.

И всё же не зря я сбежала, спасая самое ценное, что могло быть в моей жизни. То, что ценнее её самой.

С самолёта тогда я сошла благополучно в Ташкенте, а оттуда уже улетела в Россию. В Москву не рискнула, с бывшими знакомыми и друзьями на связь не выходила. Сначала месяц жила в Екатеринбурге, а потом уехала в Ростов-на-Дону.

Денег, которые дала мне Саффана, хватило на первоначальный капитал по ипотеке небольшой однушки-студии, на первое время и даже осталось на финансовую подушку, что важно, потому что я была совершенно одна, а впереди мне предстояли ещё полгода беременности, роды и послеродовой период одной с младенцем.

Но я справилась. Купила простенький ноутбук и занялась копирайтингом. С моим опытом работы с текстами это было просто, и я быстро достигла вполне приемлемого заработка. Старалась много не тратить, да и много ли мне одной было нужно? Откладывала, копила. Купила подержанный солярис, чтобы быть более мобильной.

Я жила по тем документам, что вручила мне Саффана. Не знаю, как и откуда она их взяла, но они везде бились как действительные. Хотя что удивляться, у арабской принцессы, думаю, есть деньги и нужные связи для того, чтобы это провернуть. А Саффана, что очевидно, не просто глупая