– Вали. – покрикивал он. – Вали – вали -вали, родной!

И Антон свалил.

Глава четырнадцатая

Чтобы не происходило на репетициях, их смысл в попытках достигнуть некоего результата, который не является очевидным никому из причастных к будущей премьере. Я написал эту фразу и понял насколько она затейлива и нелепа одновременно. Посмейся же и ты, дорогой мой читатель над моей попыткой дать определение процессу, которому я посвятил свою жизнь, но так и не понял на что я эту жизнь трачу. Сколько раз я смотрел на сцену удивляясь тому, как красивые и складные слова режиссера, превращаются в нечто малопонятное и главное очень скучное действо происходящее на моих глазах. Случалось, правда и наоборот, мой добрый читатель, но не со мной. К сожалению, не со мной. Несмотря на злость и обиду, бушующую во мне, я осознаю, как сложно бывает убедить актеров и всех причастных, в том что усилия будут стоить результата, как тягостно приходится режиссеру, когда даже он сам уже не верит в успех. Я готов сочувствовать ему, готов простить многие часы и даже годы потраченные в пустую, но не готов встать на его место. Я не хочу этого. Я предпочту писать эти наполненные желчью строки, не щадя ни его не себя, чтобы разобрать всю историю наших взаимоотношений, надсмеяться над своей театральной судьбой и так ни чего и не понять. Ибо понять это, невозможно. Для меня, невозможно.

С каждым днём, Валерий Владимирович все более убеждался, что прекрасно задуманный спектакль, уже поставленный в его фантазиях, рушится при столкновении с реальностью, которую он забыл включить в свои планы. . Он был подобен полководцу, который несет потери в технике и живой силе, но упорно посылает войска в атаку, чтобы взять неприступную высоту. Молодой режиссер пытался вдохновить своих актеров добрым напутствием и личным примером, стыдил трусов и паникеров, бросал новые резервы, но порождал лишь сумятицу и недоумение.

– Я не понимаю, – Анечка Киреева, раздражении оттолкнула от себя кресло каталку. – Если я люблю другого человека, если я беременна от этого … – она в ярости ткнула пальцем в текст пьесы. – В этого, блин, Гастона, идиотское имя, то на хрена я переспала с Артемом, а потом и с Яном? А теперь ещё и позвала их обоих в больницу, зачем-то…

– Потаскуха, потому что. – ровным голосом предложил свой вариант ответа Николай Андреевич.

Народного артиста отправили на эти репетиции в качестве наказания. Искупать, так сказать, свои грехи ударным трудом. И он хотя и не стал возражать, и даже был рад, что так легко отделался, но считал эту ссылку временной и вел себя на репетициях, как человек оказавшийся здесь случайно и не на долго.

– Николай Андреевич. – психанула Анечка. – Давайте каждый будет заниматься своим персонажем, ладно? И если у вас большой опыт в общении с потаскухами, то не надо переносить этот опыт на всех женщин.

– А я не на всех. – добродушно усмехнулся Николай Андреевич.

– Значит это вы сейчас меня назвали потаскухой. – глаза у Киреевой превратились в узкие щелочки, что не сулило ничего хорошего.

– Так давайте не будем отвлекаться от репетиции. – призвал всех к порядку Валерий Владимирович.

Но призыв его остался не услышан и в репетиционном зале разгорелся скандал.

– Я не про тебя, Анечка. – Николай Андреевич уже и сам был не рад, что влез, но и отступать он уже не мог. Вообще, готовность к словесной пикировке – это неотъемлемая часть актерской профессии и тому кто не умеет быстро и остроумно ответить на выпад собеседника, ждёт судьба вечного объекта для насмешек. Положение и статус народного артиста не позволял Николаю Андреевичу пасовать перед молодой актрисой, пусть даже и со статусом примы. – Хотя актер должен быть адвокатом своей роли, а ты я вижу сдаешь персонажа с потрохами. – продолжал он свою мысль. – Ты все-таки попробуй представить, что некоторые женщины считают возможным иметь несколько половых партнеров одновременно. Представляешь, как сместились моральные ориентиры. Некоторые молодые дамочки так неразборчивы в связях, молодое поколение так распущено, что для них не существует нравственных запретов – трахаются напропалую.

– Это вы, наверное, трахаетесь, Николай Андреевич. Вернее, когда-то трахались, а нормальные люди занимаются сексом. Хотя, в ваше время и слово-то такого не знали. – Анечка решила бить наотмашь по самым уязвимым местам народного артиста, по его возрасту.

– У меня любовница, моложе тебя. – Николай Андреевич сделал самое пренебрежительное выражение лица. Но он был явно уязвлен.

– Вы это жене своей расскажите, когда она вам передачи в тюрьму носить будет. Потому что если она моложе меня, то вас посадят за педофилию.

– Душа моя, тебе не поздно уже девочкой прикидываться? В твоем возрасте, некоторые внуков нянчат, а ты все выпрашиваешь, чтобы тебе Джульетту дали сыграть.

Это был сильный удар: дело в том, что Анечка действительно однажды выразила такое желание и даже ходила с этой идеей к руководству. Но это были дела давно минувших дней и можно было бы и об этом забыть, если бы не тот факт, что она по-прежнему не стеснялась постучаться в кабинет к главному режиссеру, чтобы попросить ту или иную роль. Конечно, она подобные визиты не афишировала, но в театре нельзя ничего утаить.

Описывать то что происходило дальше не имело бы смысла, если бы в свару не вмешался Руслан Алексеев. Всю репетицию он был тих и сдержан и даже несколько печален, что было ему абсолютно несвойственно. Впрочем, народ в театре иногда бывает поразительно невнимателен и на эти перемены никто бы и не обратил внимание, если бы не все последующие события.

– Она же не для себя просила. – сказал Руслан вкрадчиво. – Весь театр мечтает увидеть вас, Николай Андреевич, в роли кормилицы.

Эта шутка была принята на ура, и в зале раздался оглушительный хохот. Смеялись все и даже режиссер. Соль этой шутке пока непонятна тебе, мой преданный читатель, потому что я поленился описать внешность народного артиста. Николай Андреевич, надо заметить, был старейшим работником лужского драматического театра и когда-то снискал обожание публики, как герой любовник. Многие зрительницы мечтали о близком с ним знакомстве, а некоторые даже желали родить ему ребенка. Внимание поклонниц ему льстило, а вот супруге его добавило изрядно седых волос. Но это время безвозвратно ушло и теперь он изрядно поблек, а если говорить откровенно, здорово себя запустил. Не будучи и в молодости так чтобы худощавым, к шестидесяти пяти годам Николай Андреевич накопил не только знаний и