любят «У Гимара», прозванного «Ле Гим'с», на небольшой площади перед церковью Сен-Жак-дю-О-Па рядом с улицей Сен-Жак – тихий уголок для неспешных бесед[132].

Первый год в Высшей нормальной школе для большинства студентов сродни избавлению от жесткой дисциплины подготовительных курсов. Конечно, до наступления лета нужно сдать несколько сертификатных программ лиценциата в Сорбонне, зато не нужно ни готовиться к конкурсу, ни писать диплом. Это долгожданная возможность насладиться жизнью, Латинским кварталом. Имея теперь больше денег, чем в предыдущие годы, Деррида наконец-то может покупать себе книги и гулять, когда хочется. Он много ходит в кино, часто с Робером Абирашедом, заявляя с проникновенным видом, будто речь идет о научной деятельности: «Мы собираемся заняться прикладным киноведением».

Политика занимает важное место в повседневной жизни студентов Высшей нормальной школы. Конфликт между Сартром и Камю начался прошлой весной, но по-прежнему дает пищу для споров. Размолвка произошла в мае 1952 года из-за статьи Франсиса Жансона «Альбер Камю, или Бунтующая душа». Презирая автора этой статьи, Камю отвечает прямо Сартру «Письмом редактору Les Temps modernes»:

В вашей статье заметны… замалчивание или насмешка в адрес любой революционной традиции, не являющейся марксистской… Мне несколько надоело то, что меня и старых активистов, которые в свое время никогда не отказывались от сражений, теперь уроками эффективности потчуют цензоры, которые только и смогли, что поставить свое кресло в направлении хода истории; не стану останавливаться на том объективном соучастии, которое, в свою очередь, предполагает подобная позиция[133].

Сартр отвечает в том же номере в еще более резком тоне:

Но скажите мне, Камю, в силу какой такой загадки мы не можем обсуждать ваши книги, не лишая человечество смысла жизни?.. Что если ваша книга просто-напросто говорит о вашей философской некомпетентности? Если она была составлена из вторичных знаний, надерганных впопыхах?.. Неужто вы так боитесь спора?.. Наша дружба не была легкой, но я буду о ней сожалеть. Если вы прерываете ее сегодня, то дело, наверное, в том, что она должна была прекратиться. Нас сближало много вещей, немногие – разделяли. Но это немногое было слишком велико: дружба тоже стремится стать тоталитарной[134].

Статья «Коммунисты и мир», в которой Сартр заявляет о своей поддержке СССР и позиционирует себя как попутчика Французской коммунистической партии, спустя несколько месяцев приводит к другому, более болезненному разрыву – теперь с Морисом Мерло-Понти. Они познакомились на улице Ульм в 1927 году. Вместе выдержали немало сражений, прежде чем основать Les Temps modernes. В политике Мерло-Понти часто опережал Сартра, подчас выступая даже в роли «вожатого». Теперь же автор «Грязных рук» упрекает его в том, что тот забросил актуальные вопросы политики ради философии, которая слишком уж оторвана от мира. Особенно он не прощает ему критики – в разгар холодной войны – СССР. На его взгляд, спасения за пределами партии нет. «Антикоммунист – это пес, на том стою и никогда не отступлюсь», – напишет он спустя несколько лет.

Оба конфликта, глубоко расколовшие мир интеллектуалов того времени, тем важнее для Деррида, что он всякий раз ощущает себя «как сам Сартр, быть может… в противоречии и на обеих сторонах одновременно»[135].

На улице Ульм вопроса о коммунизме в любом случае не избежать: партия заправляет в Школе со времен Освобождения. Многие вещи становятся чем-то вроде ритуала. По утрам после завтрака члены «ячейки» Школы собираются в «аквариуме» за чтением L’Humanité. В то же самое время группа мятежников, считающих себя сторонниками Итальянской коммунистической партии, демонстративно зачитывается газетой L’Unità. В день смерти Сталина, 5 марта 1953 года, коммунисты, многие из которых не могут унять слез, проводят в Школе минуту молчания, одновременно терзаясь вопросом – кому в СССР направить телеграмму с соболезнованиями? Однако давление, оказываемое сторонниками коммунистов – среди которых самыми активными в это время были Эммануэль Ле Руа Ладюри, Жан-Клод Пассрон, Пьер Жюкен, Поль Вен и Жерар Женетт, – порой раздражает: пассажи, то и дело зачитываемые в «турнах», чтобы зазвать студентов на собрания, навязчивая продажа L’Humanité., бесконечные петиции.

Как и его друзья Люсьен Бьянко и Пьер Бурдье, Деррида пытается следовать непростой линии поведения, избегая лобовых столкновений с комунистической партией, но еще меньше желая завербоваться. Вскоре он станет для коммунистов одним из тех, от кого нет смысла ждать вступления в партию, даже если они левые и в каких-то случаях могут пригодиться. Иногда их считают «неразборчивыми парнями», то есть куда ниже рангом, чем «попутчики», иногда – «классовыми предателями». Позднее Деррида вспомнит об этом периоде в своем тексте, посвященном крупному синологу Люсьену Бьянко:

Вокруг нас, в здании по улице Ульм, у самых близких друзей как нельзя более догматичный сталинизм доживал тогда последние дни. Однако доживал так, словно бы ему еще жить и жить. Оба мы были тогда политически активны в более или менее предсказуемой, обычной форме, состоя в левых или некоммунистических крайних левых группировках. Ходили на все собрания в здании «Взаимопомощи» и в других местах, заклеивали конверты для – не помню уже какого – комитета интеллектуалов-антифашистов (против колониальной репрессии, пыток, действий Франции в Тунисе или на Мадагаскаре и т. д.)[136].

К великому ужасу коммунистов, небольшая группа вскоре учреждает секцию Комитета содействия интеллектуалов защите свобод, объединившую левых и крайних левых-некоммунистов и привлекшую многих студентов. После чтения Le Monde, L’Observateur или L’Express они часами обсуждают актуальные политические темы.

Жаки чуть было не стал штатным сотрудником еженедельника L’Express, о чем свидетельствует письмо Жана-Жака Серван-Шрайбера Деррида, написанное 15 мая 1953 года, в канун выхода первого номера. Оба встретились несколькими неделями ранее обсудить участие Деррида в редакции L’Express. В настоящий момент Серван-Шрайбер, по его словам, не видит, чего именно он мог бы ожидать от молодого философа, и уверяет, что еще будет нащупывать формат своего еженедельника. Однако, если представится случай, он обещает, что непременно даст об этом знать Деррида. В таком сотрудничестве не было бы ничего зазорного: немногим позже именно в L’Express Ролан Барт опубликует «Мифологии», а Ален Роб-Грийе – многие из своих манифестов «нового романа».

Из 30 учеников, поступивших вместе с Деррида в Высшую нормальную школу, лишь четверо в этом году выбирают философию: двое из лицея Людовика Великого – Мишель Серр и Деррида, двое из лицея Генриха IV – Пьер Асснер и Ален Понс. Однако четверка не составляет единое целое: ни Серр, ни Асснер в общежитии по улице Ульм не живут и редко там появляются. Так что в