Уже через три дня Никки дал знать, что мышьяк получен и дело осталось за малым.

— Дай мне хоть толику надежды, что я могу рассчитывать на твою симпатию, — глядя в глаза Филиппу, произнес он.

«Вот напасть-то! Что же придумать?» — раздумывал Филипп.

— Моя просьба разве не повод думать, что ты мне небезразличен? — последние слова он произнес с явным отвращением, но попытался заглушить презрение, звучавшее в голосе; произнося эти отвратительные слова, он, якобы в смущении, потупил взор.

— Конечно! Конечно! Прости, если я… Да, сегодня же ночью аква-тофана лучшего качества будет готова! И мы убьем всех! А ты знаешь, ведь если в малых дозах настоять аква-тофану на траве мурыжника в течение двух часов, этим отваром можно вылечить ногу твоего врага! А мы убьем его! — Никас, в экстазе от будущих событий, говорил, не останавливаясь.

— Можешь показать эту отраву? — спросил Филипп.

Пестиков вскочил и с нижней полки старого деревянного шкафа достал маленький пузырек. Филипп с трепетом посмотрел на яд.

— А хочешь почитать, что случается с жертвой после его применения? Ведь мы убежим и не увидим, как Азиз будет мучиться? — Никки кинулся к полке с книгами, а Филипп ловко подменил пузырек с ядом на свой, точно такой же. Еще с юности он был наслышан об аква-тофане, и ему без труда удалось найти схожий по составу препарат и заменить его, не вызывая у Пестикова подозрений.

Он отказался читать и вышел из лазарета. Теперь у Филиппа было мало свободного времени, так как в тюремной больнице его заменил Никки, и Филиппу приходилось работать наравне с остальными. А раньше его освобождали от общих работ на часть дня для осмотра больных и назначения лечения. Но так как ему доверяли, ему все равно приходилось предупреждать, давать советы, осматривать, перебинтовывать.

Ночью он нарвал мурыжника, который беспорядочно рос вокруг бараков, и из благоухающих цветков быстро приготовил настойку.

Через два часа, уже ближе к утру, он разбудил спящего тревожным сном Азиза и быстро обработал воспаляющийся гнойник.

— Это пустое! — отмахивался Азиз. — Оставь эту затею! Я знаю, что мне придется подохнуть, но все равно я тебе благодарен! Ты настоящий человек и преданный своему делу лекарь! За это мы тебя здесь и ува-а-а-жаем!!! — заорал он на весь барак.

— Тише! Не ори! Черт тебя побери! — приказал Филипп.

— Что ты со мной сделал, неверный? Ведь говорили мне — не верь русским, а я? Как последний осел! — ругал сам себя Азиз. Он стонал добрых полчаса и проклинал Филиппа и всю эту братию, посмевшую, как он говорил, калечить людей.

Филипп только устало улыбнулся и, пожелав ему спокойной ночи, лег спать. Наутро он Азиза не мог добудиться.

— Эй! Вставай! — нарочито командным голосом приказал Филипп. Он видел, что Азиз впервые спит спокойным и здоровым сном, оттого и проснуться не может. Через минуту показались жандармы, и кандальники двинулись на завтрак. Азиз шел, слегка прихрамывая, и все больше удивления было в его огромных черных глазах. Филипп, заметя это, лишь подмигнул ему и встретил полный благодарности взгляд. Вечером того же дня, пока Никки не обнаружил подмены, он приготовил отраву, а Азиз передал ее Глашке, которая к тому моменту готовила еду для надзирателей.

Бедняжка! Ей тоже пришлось пострадать, но Филипп никогда об этом не узнает. Азиз сам принял такое решение, значит, смерть Глашки остается на его совести.

Яд действует ровно через час. Тюремщики, злые, усталые и вечно голодные, даже не подождали и десяти минут после того, как Глашка попробовала приготовленную пищу. Они с волчьим аппетитом съели ужин и, немного передохнув, вышли опять на посты.

Азиз, Прокоп и Филипп с замиранием сердца следили за ходом дальнейших событий. Азиз уже держал наготове ключ-отмычку, Прокоп маленькую, но внушающую страх дубинку, а Филипп... Филипп уже сделал все, что мог, и потому сейчас только молился, чтобы скорее яд подействовал, чтобы они смогли сбежать.

У них был точный и подробный план побега. Они знали, что остальные, кто побежит следом, не протянут и пары километров, как за ними пошлют собак и жандармов, а они трое (вернее, Прокоп) выведали, что губернатор недавно обзавелся новшеством, единственным на всю округу автомобилем, и что стоит эта диковинка в его сарае на заднем дворе. Благо, что губернатор жил недалеко от тюрьмы, а Прокоп, механик-самоучка, еще до ареста, в Москве, научился и заводить машины, и даже управлять ими. Так что у них больше шансов достигнуть желанной свободы.

— Господи! — один жандарм, сидевший на стуле напротив камеры Филиппа, схватился за горло и, сжав в руке газету, повалился на пол. Следом за ним попадали словно мухи все остальные. Они даже не успели понять, что произошло.

— Пошли! — крикнул Филипп, и Азиз стал быстро отмыкать тяжелую дверь. В это время проснулся еще один из узников — Коршунов, которого загнали в кутузку по воле злодея-чиновника, оговорившего его в воровстве. Увидев, что делают сокамерники, он, ни слова не говоря, схватил свою торбу с бельишком и побежал следом. Азиз кинул отмычку в соседнюю камеру, и они выбежали в длинный и плохо освещенный коридор тюрьмы. По темному, много раз исхоженному тоннелю Азиз вел друзей к знакомой маленькой двери. Она оказалась забетонированной. Они повернули назад и тут услышали крик Никки.

— В окно! — крикнул Азиз. — Прыгаем в окно!

Они с трудом освободили маленький проем от решеток и по очереди попрыгали в ночную мглу.

— Не-е-е-ет! — плакал Никки, стоя над разобранной решеткой.

За этим маленьким окном был высокий и крутой утес, а внизу плескались холодные воды реки.

Через два часа к тюрьме прибыли начальство и городская полиция. Охранники начали приходить в себя! Да, да! Филипп не хотел брать на душу такой тяжелый грех и на свой страх и риск добавил яд только в той дозе, которая не может убить. Ему все удалось! Другого быть и не могло!

Визг выздоровевшего коменданта, топот множества ног надзирателей, лай собак, стрельба, поиски сбежавших по всему лесу — весь этот хаос длился двое суток, а на третьи жандармы приволокли обратно около тридцати человек убитыми и пятьдесят восемь раненых.

Двенадцать человек пропали.

— Ну, эти трое, я надеюсь, разбились и утонули! — брызгая слюной, орал комендант. — А где еще девять?! — голос его срывался на фальцет, и эта истерия грозила ему очередным походом в больницу.

* * *

Диана покорно доверилась судьбе и, получив последнее письмо от Филиппа, решила просто ждать. Анастасия вскоре заболела, и Диана не на шутку испугалась, что ее ждет та же участь, что и остальных.

— Я сама буду за тобой ухаживать! Только ты не показывай вида, что тебе плохо! Постарайся, от этого зависит твоя судьба! — просила она Анастасию.

— Бог учит нас терпению, и теперь я знаю, что его проявить надо именно сейчас. Я постараюсь, Диана! Будь уверена!