Впрочем, оно так и было. И с ним, и с Дамиром.

Удивительно, что я Кристину не убила, мне ведь хотелось. Очень.

Чудовищно? Отвратительно? Аморально?

Мораль! Какое высокое понятие!

Хотите поговорить о ней?

Нет! Не хотите!

Потому что вам она не знакома.

Потому что у вас ее нет.

Потому что, если она есть, то у нее два лица, одно из которых все мы видели в жизни от силы пару-тройку раз, и то – в детстве, когда мир нам представлялся черно-белым и бездомный щенок был хорошим, а родители, не разрешавшие его взять, плохими.

Во взрослой жизни белое разбавляется серыми пятнами, а черное поражает многообразием оттенков, появляются такие моменты, как эгоизм и выгода, которые консервируются в банке под общим названием "все не так просто".

И это так. Все действительно не так просто. И даже если на секундочку представить себе честного полицейского, практически святого, который во спасение заложника убивает преступника, то ведь факт убийства все равно остается фактом. То есть грехом, который почему-то будет оправдан.

Мораль? Правосудие слепо, но даже оно карает далеко не всегда беспристрастно и оправданно.

В любом случае сделанного было не изменить, и в груди болело вовсе не из-за тех трупов, что я оставила после себя.

Оставив в покое столбики в спальне, я проверила Никиту, мирно спавшего под присмотром не покидавшей его Эвелины, дремавшей в кресле-качалке, и побродила по пустым комнатам пентхауза, немного постояв у боксерской груши, немного у винтовки, немного у стола, на котором Серый оставил плоды своих и моих трудов в виде визитницы, списка покупателей и телефона Артура.

Визитница меня особенно привлекала, ведь она принадлежала еще отцу Артура. Кристина сказала, что потеряла номер, по которому звонила после ограбления, но также сказала, что это была карточка казино, а ее она брала из той самой визитницы.

Артур азартными играми не увлекался, а для связи с Ангеловым… Вот это я, кстати, не знала.

У него был номер, но точно не казино, а кого-то из приближенных. Наверное, Валета. Или же Валет и был тем, кому звонила Кристина в казино? С такой кличкой, как у него, просто невозможно было не связать казино с ним.

На столе еще лежал мой телефон. Серый брал его, чтобы тоже что-то проверить. Я потянулась к нему и пальцем разблокировала экран, но брать в руки не стала.

Перезванивать Мише, чьи пропущенные звонки в энном количестве висели на телефоне, я не собиралась сегодня, а та фотография, что прислал Коппель… Она словно пыталась вырваться из телефона и невидимо, шаг за шагом застилала сухие глаза. Более того мне даже казалось, что я чувствовала запах крови, а кожу на груди кололо так, будто ее содрали с меня.

С внезапной злостью я сбросила все со стола на пол. На х*й я продолжала рыться в прошлом? На х*й продолжала все с новыми вкусовыми ощущениями обсасывать ограбление? На х*й я сводила личные счеты вместо того, чтобы переворачивать город в поисках Гриши и Коппеля?

Вновь услышав звучавшие только в моей голове поезда, я обхватила себя руками, мысленно потянувшись к Грише. Сердцем чувствовала, что он был жив и ни один его кусочек более не был отрезан, но мне хватало и того, что уже было отрезано, не говоря уже про пулевые ранения. Хотя, может быть, Коппель оказал ему первую помощь, чтобы раньше времени Гриша не ушел от него и… от меня.

"Если я отпущу – ты уйдешь", – сквозь гул поездов услышала я его голос.

Эту фразу он сказал мне на банкете в резиденции Ангелова, а я тогда ответила, что в этом и был мой план. Ну, разве не ирония? Я отпустила Гришу, и он не вернулся.

Я сорвалась с места и выскочила в коридор, где столкнулась с Алешей, покидавшем в рубашке нараспашку комнату Марты. Думаю, он слышал меня и хотел проскочить, но попался на горячем.

Я попыталась выдавить хоть какое-то подобие улыбки, ведь я была рада за него, но, видимо, у меня не вышло и лицо брата стало очень серьезным.

– Выпить хочешь? – шепотом спросил он.

Ночь была по-летнему бархатной, и легкий ветерок игриво теребил листья двух пальм, сидевших в горшках на террасе. Время было не настолько позднее, и ночной город горел ярче звезд, россыпью бриллиантов покрывавших небо, конкурируя даже с изогнутой улыбкой сверкающего молодого месяца. При таком антураже хотелось любви, а не горького послевкусия от неосуществившихся планов и несбывшихся желаний.

Бутылка водки с испариной на стекле выглядела солидно, но запах был противным.

– А получше ничего нет? – спросила я, оставив безрезультатные поиски лестницы или чего-то подобного, что вело бы на крышу в обход лифта.

Алеша выразительно выгнул бровь и с каменным видом налил мне в стакан еще апельсинового сока. Я поспешила забрать его, чтобы успокоительный коктейль не превратился в обычный детский напиток, и закурила.

Себе Алеша налил только водки и присел рядом со мной на пол. Иногда он тоже курил, и я предложила ему сигарету.

– Астахова, что ли? – сделав затяжку, спросил он, хмуро посмотрев на горящий кончик сигареты. Я кивнула. – Как он это курит? – удивился он. – Как ты это куришь? – укорил меня Алеша еще и взглядом старшего брата.

– Не нравится – не кури! – отрезала я, привыкнув к крепким сигаретам Гриши.

Алеша покачал головой и, сделав еще затяжку, запил ее водкой.

– Наломали вы дров, – заметил он, выдержав паузу. – Дома тебе нужно сидеть с ребенком, да платьице в горошек тихо носить, а не лезть в самую жопу.

– Если ты так считал, то зачем поддержал предложение Гриши уехать с Никитой? – спросила я.

– Мне пришлось выбирать, – не сразу ответил брат, выпуская дым через нос. – Ты или Никита. Астахов клялся, что с тебя и волос не упадет, а я, дурак, поверил ему.

– Он делал, что мог, – встала я на защиту Гриши, позабыв все собственные упреки в его адрес.

– Вот именно, – фыркнул Алеша, – что он только и мог потакать твоим капризам, а когда реально нужно было к тебе прислушаться, то он вдруг мужиком решил стать!

– Тебе совсем Гришу не жалко? – продавив горький ком, подступивший к горлу, спросила я. – Ты же видел запись нападения, видел фотографию… – с болью добавила я.

– Жалко, конечно, – ответил Алеша. – Такого врагу не пожелаешь, да и ты за него вдвойне страдаешь.

– Да причем тут я! – вспылила я. – За что ты его так не любишь, Алеша?

– Он костлявый, – ответил брат с таким видом, будто Гришу подали ему на обед, выдав за сочную баранью ножку. – Он был… там, – добавил он уже серьезнее. – В тот вечер. Видел все, что с тобой делали, стрелял в тебя, а потом как ни в чем не бывало околачивался вокруг, еще и наглость имел тебе свой писюн сунуть.

От неожиданности я поперхнулась водкой с соком. Я ожидала историю с элементами боевика, в которой Гриша в пылу жаркой перестрелки попал в Алешу. Ну или, может, наехал на ногу мотоциклом, когда срывался в погоню за кем-то, а тут… Костлявый, да еще и писюн. Зерно истины, конечно, в его словах было, но все же логика была странной.