что кулаки у тебя об его лицо сбиты — тоже. Знаю, что маме ты ничего не сказал. Знаю, что не спишь, наблюдая за мной, что волнуешься. Что легко отделалась тоже знаю.

Хмыкаю. Всезнайка какая.

Она смотрит прямо в глаза, не давая отвести взгляд и начать дышать. Сумасшествие какое-то…

— Я только одного не знаю, — говорит она, и мое сердце начинает лупить в ребра так сильно, что я почти задыхаюсь от боли.

— Что? — спрашиваю хрипло.

— Я очень чутко сплю, и… — ну все. Это край. — Я чувствовала все твои поцелуи. Все до единого. Я не понимаю… что это значит, Ярослав?

— Тебе было неприятно? — спрашиваю какую-то несусветную чушь.

— Н-нет… не было. И всё-таки?

Я не знаю, что ей сказать.

Влюбился я, Маша, как идиот влюбился за неделю и жить не могу без тебя больше. Не могу не трогать, не целовать не могу, не получается! Хочу схватить тебя и вжать в себя, чтобы каждой клеточкой тебя ощущать. Такой вот я слабак. И признаться вслух сил не хватает.

— Маш, тебе нужно поспать.

— Нет, ответь мне! Что все это значит?

Это значит, что я люблю тебя.

Молчу.

Но тянусь вперёд и целую ее. И да пошло оно все.

Глава 13. Маша

Ярослав не отвечает на мои вопросы. Он только тянется ко мне и оставляет поцелуй на моей щеке, заставляя прикрыть глаза от этой щемящей нежности.

Я, честно, до последней секунды думала, что он поцелует меня по-настоящему. Более того, я видела в его глазах, что он хотел сделать именно это. Но передумал в последний момент и чмокнул меня в щеку, а потом сказал, что мне всё-таки нужно поспать и вышел из комнаты.

Поспать, наверное, и правда нужно. Я всё еще чувствую сильную слабость и головокружение, так быстро, к сожалению, всё это не проходит.

Только вот спать не получается совсем. Я так много думаю, что, кажется, все мысли в голове просто не помещаются и она вот-вот лопнет.

Зачем он меня целовал… Ну, то есть, я умом понимаю, зачем, но сложить два плюс два не могу. Совсем недавно мы терпеть не могли друг друга, кусались постоянно и радовались, когда нам удавалось не видеться какое-то время. А сегодня он заботится обо мне так, что мурашки по коже, и целует в плечо, пока сплю, окутывая каким-то немыслимым теплом.

Самое странное, что мне действительно ведь было не противно. Не неприятно. Я не соврала, когда ответила ему на этот вопрос, потому что… Ну, потому что мы ведь оба никогда не считали друг друга братом и сестрой и вообще хоть какими-то родственниками. Мы всю жизни были чужими людьми, которые терпеть не могли друг друга, потом не виделись год и внезапно подружились.

С Ярославом здорово, правда. С ним классно проводить время, болтать обо всем подряд, и главное, с ним вообще ничего не страшно. Он делает для меня столько хорошего, что это отзывается в душе каким-то немыслимым теплом.

Именно поэтому я не особенно понимаю, как на все это реагировать. С одной стороны, все это до ужаса неправильно и странно. С другой же… разве неправильно?

За этими мыслями мне всё-таки удается уснуть, и просыпаюсь я уже ближе к вечеру. В доме звенящая тишина, и я даже думаю, что Ярослав куда-то ушел, пока не спускаюсь вниз и не нахожу его дремлющим на диване в гостиной.

Он очень смешно обнимает подушку и мне внезапно хочется оказать ему хотя бы долю той заботы, что он оказывал мне.

Я чувствую себя лучше после такого долгого сна, поэтому мне хватает сил на то, чтобы снова подняться наверх, взять теплый плед и спуститься обратно, чтобы накрыть Ярика и дать ему еще немного поспать.

Я подхожу к нему тихо и осторожно накрываю пледом, но он тут же открывает глаза и мы застываем в этой неловкости на бесконечно долгие пятнадцать секунд.

Он смотрит на меня снизу сонным взглядом, я стою над ним, сжимая в кулаках края пледа и не отвожу от него взгляда.

Что между нами творится?

— Я не хотела тебя разбудить, — говорю негромко, — только укрыть, чтобы ты не замерз.

— Спасибо, — отвечает смешно хриплым ото сна голосом. — Я не планировал засыпать, но как-то само вышло.

— Ты очень мило пускал слюни на подушку, — решаю я подшутить над ним и разрушить эту дурацкую неловкость. Отхожу от него на пару шагов и направляюсь на кухню, чтобы заварить чай. Не могу же я вечно лежать и пользоваться добротой Ярика, в конце концов.

— Ты тоже довольно мило храпела, — подкалывает в ответ, проходя вслед за мной на кухню. Я только фыркаю и показываю ему язык, решая ничего не отвечать. Я ведь знаю, что не храплю. Надеюсь. — Хорошо себя чувствуешь?

— Да, спасибо, уже лучше. Во многом благодаря тебе.

— Док приедет через пару часов с капельницей, — говорит мне Ярик, ничего не отвечая на мою реплику. — Завтра должна быть совсем огурцом. А сейчас надо поесть, — он подходит к плите и включает ее, видимо, собираясь разогреть мне ужин.

— Я сама накрою, ладно? И, может… посмотрим какой-нибудь фильм?

Я просто не знаю, как еще мы можем избавиться от этой неловкости, витающей в воздухе после всего. Я не виню Ярослава и не собираюсь ссориться от произошедшего. И темы для разговора заводить тоже не буду. Захочет — сам поговорит. А пока мы будем просто жить, наверное, это лучший вариант.

И следующие два дня мы действительно просто живем. Ярик даже работу берет на дом, говоря, что пока не может меня оставить одну, и потом показывает мне всякие прикольные штуки на своем ноуте, пока делает важные задачи.

Мы смотрим фильмы вечерами, долго выбирая и споря, что же включаем сегодня, вместе ужинаем и завтракаем, даже болтаем о детстве, родителях и друзьях.

Он обещает познакомить меня со своими, кстати. Почему-то называет их