Даже если бы он захотел помочь, новый член Малаке не пришьешь. Остановить кровь – другое дело.

– Сделай что-нибудь, Корбьер! И как можно быстрей, – распорядился Жакар, подталкивая Лукаса к кровати.

– Ничем не могу помочь.

Он не прибавил ни «сир», ни «мой король», ни «ваше величество». Жакар – не король, а ноль и не заслуживал простой вежливости.

– Почему?

– Глава Гильдии врачей лишил меня лицензии. Пригласите кого-нибудь другого, мне лечить запрещено.

– Я лишу тебя права дышать, если ты сейчас же его не спасешь!

– Без лицензии не имею права.

Жакар задохнулся от гнева. Он сам приказал лишить Лукаса лицензии, как только надел корону.

– Королевским указом возвращаю тебе лицензию ради оказания первой помощи этому пациенту. Начинай!

– Только глава Гильдии врачей может отдать такое распоряжение.

– У меня под рукой нет Рикара, ограничимся распоряжением короля.

Лукас отлично знал, что каждая потерянная минута вела к фатальному исходу, и не собирался сдаваться.

– По закону мне нужно письменное свидетельство об отмене приказа о лишении меня лицензии. Иначе мне грозит тюрьма.

– Ты рискуешь еще больше, не повинуясь королю, Корбьер! Потому что я собственноручно отменю тебя самого, вздернув на виселице. Вперед!

– Как только получу письменное разрешение.

Рука Жакара по привычке искала Стикса. Нужно его погладить и успокоиться. Ни чернил, ни бумаги, ни секунды лишней! Жакар отодрал лоскут от простыни, обмакнул указательный палец в кровь Малаке и, воспользовавшись спиной Лукаса вместо стола, написал: «Корбьер – личный врач дель Пуэнте Саеза по приказу короля». На это ушло немало времени: кровь на пальце мгновенно высыхала, а ткань ее впитывала. Наконец-то! Король помахал лоскутом перед носом Лукаса.

– Доволен?

– И вот еще что, сир. Новый закон гласит, что корона больше не платит врачам. Лечение оплачивает каждый пациент из собственного кармана. Взгляните на него, мне кажется, он не расположен платить.

– Какой гарантии ты ждешь?

Лукас указал на корону с темно-красным гранатом. Жакар, вздохнув, снял ее и сунул под мышку.

– Черт меня подери, если ты не получишь достойного вознаграждения! – пообещал он. – Теперь все?

– Теперь все. Отлично, – сказал Лукас и приложил два пальца к горлу пациента.

Малаке был мертв.

Все это время гости в Тронной зале томились от страха и тревоги. До того измучились, что непритворно обрадовались Жакару, хотя тот едва переводил дух от ярости и разочарования.

– ВСЕ ПО ДОМАМ! – рявкнул король во всю глотку и плюхнулся на трон.

Жакар не хотел, чтобы Эма узнала об избавлении от прежнего хозяина, поэтому прошипел ей в лицо:

– Марш в каморку! Прием переносится!

Эма с большим трудом поднялась на ноги. Мушкетер на свой страх и риск поддержал ее, а потом пошел рядом, не торопя и не прикасаясь к ней. Даже он признал очевидное: рабыня номер двести шестьдесят восемь, со связанными руками, обритой головой, едва одетая, обладала большим чувством собственного достоинства, чем псих с короной на голове. На этот раз никто не отводил взгляда. Каждый видел в Эме воплощение своей души. Если бы им хватило храбрости, они бы тоже проявили лучшие свои качества и уподобились ей. Глядя на несгибаемую женщину, многие поклялись: «Краеугольный Камень больше не позволит себя топтать!»

14

Смерть Малаке расшевелила жителей острова, будто камень упал в стоячую воду. Круги медленно расходились от столицы к провинциям. Для Манфреда убийство гостя стало первым преступлением и подвигом. Он испытывал одновременно угрызения совести и небывалое чувство облегчения. Лаванда откровенно гордилась собой, а Лисандр, по своему обыкновению, вообще ничего не ощущал. Сумерка не могла осознать, что совершила. Эма стала легендой, и теперь ее повсюду называли «Дама жезлов».

На долю Жакара выпало лишь всеобщее презрение. Жилка под глазом билась сутки напролет. Король поклялся уничтожить двести шестьдесят восьмую и похоронить Малаке рядом с Тибо, чтобы все запомнили: эти двое имели на Эму равные права. Герцог Инферналь предостерегал монарха: народ его проклянет и немедленно выкопает работорговца. Жакар его не послушал, сделал по-своему и выставил у могилы стражу. Но жилку под глазом одним святотатством не успокоишь. Жакар мечтал, чтобы неведомого убийцу бросили к его ногам, чтобы Стикс рвал мерзавца клыками. Сейчас. Немедленно.

Валерьянка, открытое окно, неведомо откуда взявшийся ключ не разоблачили преступника. Ланселот клялся, что ему просто-напросто повелели: «Эскорт отправлять не нужно, отбой». Слуга, что передал распоряжение, свято верил, что оно исходило от Бенуа. Бенуа все отрицал и бился в истерике. Оба клялись жизнью своей матери. Слово слуги против слова мажордома. Слугу отпустили, следствие зашло в тупик. Единственная верная улика – хищная птица, которая испачкала герцога кровью и улетела. Единственный сокольничий – Лисандр, ничтожнейший из подданных короля, неведомо почему попавший в милость к Тибо. Других обвиняемых не нашли, поэтому Жакар приговорил Сумерку к смертной казни и приказал Лисандру стать ее палачом. Приговор он подписал ночью, народ собрали на казнь ранним утром.

Но вот незадача: птицы умеют летать… Лисандр без труда догадался, чем дело кончится. Сам приготовился к длительному заключению, а Сумерку отправил на охоту, попросил никогда больше не возвращаться и посоветовал отыскать второго беглого преступника, капитана Лебеля.

Утром все серебрилось инеем. Настороженные придворные расположились кругом, в центре которого застыл Лисандр. Король взирал на происходящее с балкона высокой башни. Сумерку не смогли найти, но рано или поздно она должна была вернуться к хозяину. Фрейлины королевы расположились в первом ряду на козетках, с ковриками и жаровнями, как в будуаре.

Батисту хорошенько отдавили ноги прежде, чем он, добывая себе удобное место, оказался в зоне повышенного комфорта. С тех пор как король закрыл школы, Батист скучал.

– Мартышка – гвоздь программы, видал?

Он ткнул в бок Флориана, который вечно сопровождал его и, как обычно, молчал.

– Настал и для него час славы! Ха-ха-ха! Сейчас нафарширует свою птицу!

Лисандр не обращал внимания на школьных мучителей. С тревогой он заметил в белом небе черную точку. Сумерка зависла в вышине, трепеща крыльями, опустив хвост. Издалека она почувствовала опасность. Лисандр потупился, надеясь, что никто ее больше не заметит. Но тяжелая рука вдруг дала ему подзатыльник. Рука палача, колбасника из Центральной провинции, который очень гордился своей новой должностью. Он указал на черную точку.

– Зови свою пичугу!

Лисандр не пошевелился.

– По приказу короля, немедленно зови свою пичугу!

Лисандр негромко свистнул. Сумерку свист не убедил, она не снизилась.

– Она что, тебя не слышит?

– Не слышит. Слишком высоко.

– У него в кармане дудка! – завопил Батист. – Он свистит в дудку, если птица далеко!

– Вот оно как!

Палач снова отвесил Лисандру подзатыльник.

– Доставай свою вонючую дудку!

Лисандр похлопал себя по карманам, но ничего не нашел. Колбасник мигом его обыскал и вытащил самодельную камышовую дудочку. Пришлось играть под свирепым взглядом палача. Лисандр сыграл дикую мелодию: пусть Сумерка не поймет, что ее зовут. Сумерка не узнала мотив, зато узнала дудочку и неуверенно спустилась пониже. Оказавшись над толпой, она раздумала садиться. Слишком много народа. Опасно! От людей пощады не