— Щедр ты. И добр.

— Все такое говорят. Правда, Ванюша? — обернулся Сотник ко мне.

Я только пожал плечами.

— В общем, в их игры я не играю, — хлопнул широченной ладонью по столу Сотник, так что бутылка с неизменным самогоном подпрыгнула. — У меня свои игрушки-погремушки. И скоро такое устрою, что всем небо в овчинку покажется.

— Что устроишь-то? — поинтересовался я, зная на практике, что если Сотнику что-то взбрело в голову, то устроит обязательно, чего бы это ни стоило. Дурной энергии в нем было, как электротока в Днепрогэсе.

— А вот увидите! — с угрозой пообещал он…

Глава восьмая

И действительно, Сотник устроил так устроил. В начале марта собрал всю свою рать да и заявился в Вяльцы. Объявил, что он здесь теперь власть. И что отныне это Свободная Западноукраинская Республика.

Интересное совпадение — за три дня до этого немцы вывели оттуда гарнизон. Оставили только коменданта, который тоже успешно смылся перед приходом «освободителей». Полицаи тут же перешли на сторону «Республики».

Мы ожидали, что немцы, обалдевшие от такой наглости, тут же пришлют войска СС, танки да и сметут город с лица земли. Готовились к худшему.

К нашему изумлению, немцы вообще будто забыли об этом населенном пункте и никаких попыток вернуть его под свой контроль не предпринимали. Чем это объяснялось? Неудачами на фронте и отсутствием нужных сил? Что-то не верилось мне в это. История разворачивалась какая-то странная.

Между тем Сотник начал обеспечивать народное счастье в его понимании. Объявил, что это только начало истинно свободного Полесья. А Бандеру и Мельника он в свинарнике видал, где им и место. Ни их, ни немцев, ни большевиков здесь больше не будет.

Ввел налог — куда без него. Запустил школу, где детей стали учить грамоте и правильной оценке истории, политической ситуации. Директором назначили Химика. Выплыл опять, гад такой: потрясающая способность пристраиваться при всех режимах. Теперь он, уже не скрываясь, воспитывал детей в крайне националистическом духе.

«Республике» достались приличные продовольственные склады, так что ее вожакам о пропитании народа можно было не заботиться и посвятить всех себя организационным вопросам. Перво‐наперво они занялись военным строительством — что за государство без армии? Со всеобщим призывом решили подождать, пока хватало добровольцев. Зато открыли кавалерийскую школу, курсы младших командиров.

Вопрос с инструкторами решили просто. Поставили на обучение прибившихся к отряду бывших советских военнопленных.

Волшебным образом собрались вместе и пристроились в этой анекдотичной псевдогосударственной структуре все мои старые недобрые знакомые. Звир стал заместителем у Сотника и чем-то вроде министра обороны, а заодно начальника гестапо — на него замыкались все вооруженные люди. Химик заведовал образованием и воспитанием. Даже Купчик с Оглоблей пригрелись в качестве командиров в «роте обеспечения порядка и закона». Ну и увидел я там же одного из музыкантов — того самого Скрипача с затейливой фамилией Отченаш, которого повязали перед войной при моей помощи и который обещал мне мучительную погибель.

Было у меня беспокойство за знакомых, оставшихся на этой территории. Особенно за Арину. Все же неугомонный Купчик не упустит возможности вновь попытаться покорить ее, а при отказе сделать может гадость. Успокаивало, что Сотник знал ее и наверняка в обиду не даст.

Пару раз я еще приходил к Арине. Положа руку на сердце — лучше бы не приходил. Поводов для оптимизма она мне не давала. Но и не гнала — уже спасибо. Не раз заклинал себя не малодушничать и просто забыть о ней. И все равно ноги будто сами несли к ее дому.

Мы на Вяльцы с ее новой властью плюнули: ну, правит там Сотник — и пускай правит. С ним у нас договор о ненападении, и он продолжал действовать. Палки в колеса, в отличие от боевых подразделений ОУН, он нам не ставил. А заняться нам было чем. Вон сколько невзорванных рельсов и эшелонов.

Между тем оуновские боевые подразделения неожиданно показали свой оскал во всей первозданной ярости. В Полесье пришел настоящий кошмар. И однажды я увидел его своими глазами…

Глава девятая

Копыта лошадей вязли в раскисшей от первой весенней оттепели земле. Вообще, вся эта разведывательная вылазка шла через пень колоду. Да и не она одна. И виной всему эти чертовы националисты.

Была у них оперативная связь с немцами. И, зная окрестности не хуже нас, они исправно докладывали им о наших перемещениях.

Когда их было немного и они нас еще побаивались, то проблема стояла не так остро. Но с начала года, с реальным формированием УПА, они, как собаки по команде «фас», набросились на партизан и с каждым днем вредили все больше.

Три дня назад эти мерзавцы раскрыли расположение нашей стоянки в Восточных лесах немцам, и те тут же послали на прочесывание войска. Хорошо, что нас вовремя предупредили и мы успели сняться с места. Притом в таком темпе, что даже не вывели все хозяйство. Пришлось оставить немало продовольствия, которое с таким трудом наскребли по деревням у населения, уже и так обобранного националистами и «фрицами».

Теперь мы зарылись глубоко в болота. Там было безопаснее, но и оперативный простор далеко не тот. Труднее стало добираться до мест проведения акций.

Многих наших людей это глубокое залегание даже устраивало — сидеть и ждать спокойно, пока война закончится, чтобы потом выйти из болот и победно кричать: «Мы кровь проливали!» Но Логачев был не из той породы. Он, как и я, и многие другие, желал бить врага везде и чем только под руку попадется. Притом бить с умом.

В эту вылазку мы должны были присмотреть маршрут для рейдовой группы. Когда пересекали открытую местность, напоролись на заслон «фрицев» — мотоцикл, пулеметный расчет. Они нас тут же причесали из МГ‐42, так что пули вокруг стригли ветки. Это чудо, что мы все остались живы. Отходя, вышли к селу Нова Воля.

Бывал я тут года три назад с нашим комсомольским агитационным отрядом. Тогда это было опрятное, чистенькое село, где компактно проживали поляки. С достатком жили, получше чем мы, и никого чужого к себе не пускали. И в колхоз идти желания не изъявляли, за что я их тогда прозвал куркулями.

Село вставало из утреннего тумана. И что-то в окружающем было неправильно.

Туман был слишком плотный и какой-то темный. Отчетливо потянуло запахом гари.

Потом мы въехали на околицу…

Первый раз в жизни чуть не лишился сознания. Накатило так, что я едва не вывалился из седла, и