над покойницким ложем, поохал, почесал репу, расстегнул штаны и полез на труп.

– Фу, козлина, – хмыкнула Стешка и пошла по своим, по матушкиным делам.

Глава 14

– Как ты считаешь, хороший я человек или нехороший? Считаешь, хороший? А если я тебе скажу, что я трус? Да, не удивляйся, трус. Мишкой его звали. Мишка Аверьянов. Он на моих глазах умирал в церкви поганой. Сейчас бы ему, как мне, было тридцать три. Я его в церковь потащил. И я же сбежал, бросил его там. Юбилей сегодня. Так что? Уже сомневаешься, хороший я или нет?

«Хороший», – было написано на морде собеседника.

– Тебе все хорошие! – отмахнулся Глеб и бросил прутик в заросли багульника. Блох радостно кинулся его доставать.

Они гуляли по лесной тропке вдвоем: Глеб и собака. С ребятами было хорошо, давно Глеб не чувствовал такого душевного подъема. Но календарь в двадцать первый раз отсчитал роковую дату. Захотелось побыть наедине с мыслями, исповедаться чахлым деревьям и четвероногому товарищу.

В лесу было сухо, душно. Выцвели хвойные иголочки, пожухла листва, старушки-лиственницы воздели к небу подагрические ветви, моля о дожде. Вдали возвышались лысые гольцы, каменные осыпи во мху и лишайнике. Котловой Муса называл их «таскылы», говорил, это спящие богатыри.

Глеб не представлял, какой многоликой бывает тайга. То истекающая влагой, то трескучая от сухости. То умиротворенная, украшенная цветами, истыканная солнечными лучиками, проникающими сквозь пушистый полог. То враждебная, сумеречная, безжизненная. Иногда с места не надо сходить, она меняется в считаные секунды. Джекил и Хайд.

– Ты же это чувствуешь, да?

«Чувствую», – молча подтвердил пес.

Вчера ночью мочевой пузырь выгнал Глеба из палатки. Было светло, как на закате. Одна из причуд Ямы: белые ночи, приходящие без логики. Знакомый лагерь выглядел чужим и угрюмым. Между деревьями притаились тени. Они изготовились, ждали подходящего момента, чтобы напасть. Зашуршало за тягачом. Мало ли что… мающийся от бессонницы зверек…

Ощущение надвигающейся беды парализовало Глеба на миг. Он заставил себя отойти к краю вырубки, справил нужду и поспешил обратно. Обнаружил Блоха у ящиков с инструментами. Высунув язык, Блох пристально всматривался в тайгу. На человека он не обратил внимания.

– Ты чего? Там кто-то есть?

«Есть», – говорила поза собаки. Глеб обвел взглядом деревья.

– Да ну тебя! – и пошел в набитую сезонниками палатку.

А теперь Блох резвился на жестких листиках брусничника и охотился за мотыльками. Лес редел, снова сгущался. Тучи мошкары над заболоченными котловинами напоминали о сорняке вокруг покренившейся церкви Азатота. Корневища прикидывались щупальцами.

– Давай назад, – предложил Глеб.

Блох повел ушами, отрывисто гавкнул и кинулся сквозь кусты боярышника. Белку, что ли, учуял? Глеб побрел следом, вскинул брови, услышав смешок. У кустов остановился с приоткрытым ртом.

Опушку оторочили березки, прихорошил золотистый свет. На поваленном стволе липы принимала солнечные ванны девушка. Стройная, длинноногая, в парусиновых брюках и голубой блузке с вытачкой и босиком. Кирзовые сапоги лежали рядом. Каштановые волосы переливались, напитавшись золотом летнего дня. Девушка читала книгу и хихикала.

«Ущипните меня!»

Нарушая идиллию, Блох рванул к незнакомке.

– Ой! – Она вскинула голову. – А ты здесь откуда?

«Так-с». Глеб провел ладонями по щекам. Намедни мужики травили байки о белой горячке. Церцвадзе сказал, горячка случается «по трезвяку», после периода пьянства. Глеб толком не пил неделю. Это и есть алкогольный делирий, галлюцинации наяву? Ладно, тени складывались в притаившихся хищников. Но увидеть в тайге знаменитую актрису…

«У меня белочка», – поник Глеб.

Девушка смеялась, ероша шерсть Блоха. Пес вилял хвостом и тявкал, как маленький.

«У собаки тоже белочка?»

– Тебя как звать? Ты мальчик или девочка? Ага, мальчик!

Галлюцинация резко обернулась на кусты, за которыми прятался Глеб.

– Кто там? – В «Тиаре для пролетариата» была незабываемая сцена: главная героиня выходит из моря в белом купальнике. Точеные икры, плоский животик, осиная талия… К этой талии, к этим икрам удивленный Глеб направился, выбравшись из кустов.

«Не она это, – подумал Глеб, расслабляясь. – Но сходство феноменальное».

– Простите, не хотел вас напугать.

– Вы не напугали. Это ваша собака?

Голос… черт, и голос тоже как у нее. Как в кинотеатре.

– М-моя. – Глеб всматривался в растиражированное на обложках журналов лицо. Острые скулы, выразительные серые глаза.

– Что? – спросила девушка.

– Ничего. Простите. Просто вы так на нее похожи.

– На кого?

– Вы знаете. На Галину Печорскую.

– Мне раньше об этом не говорили. Спасибо за комплимент.

Девушка убрала за уши локоны. Оголилась шея в родинках, подковы шрамов справа и слева.

– Вы – она и есть, – выдохнул Глеб.

– Раскусили. Привет, я – Галя. – Девушка протянула руку, и Глеб ее робко пожал.

– Глеб.

– А это?..

– Блох.

– И что вы делаете в тайге, Глеб и Блох? Вы местные?

– Мы… черт… Галина… Вы что делаете в тайге??

– Ох, это долгая история. Если вкратце – выступаю для строителей ГЭС.

– Ктулху! Я было подумал, что у меня белая горячка.

– А вы злоупотребляете?

– В пределах разумного.

Блох разлегся на траве, подставляя Гале живот. Глеб присел на корточки.

– Непостижимо. Шататься по лесу в Яме и встретить знаменитую актрису.

– Прям-таки знаменитую! Знаменитая – Орлова. А я снялась в паре неплохих фильмов, не больше.

– У Чухрая и Эрмлера!

– Ну да, повезло с режиссерами. А вы разбираетесь в кино.

– Обожаю кино! Вы знали, что в молодости Эрмлер служил в отделе борьбы с контрабандой и это он помешал вывозу из страны «Некрономикона»?

– Он уверяет, что читал «Некрономикон» от корки до корки.

– Фантастика! А можно спросить?

– Дайте угадаю. Умею ли я дышать под водой?

Глеб смутился.

– Нет, не про это… А вы умеете?

– Не умею. Здесь нет отверстий. – Она погладила себя по шее. – А такое видели? – Галя подогнула колени и растопырила пальцы ног. Между пальцами были тонкие, полупрозрачные перепонки.

– Как красиво, – сказал зачарованный Глеб.

– Вы так считаете? Были и на руках, но я удалила.

– Очень зря.

– Вы не сказали, чем занимаетесь в тайге, любитель кино.

– А… мы там возводим линии электропередач. Ну, пацаны возводят, а я – сбоку припека.

– Никогда бы не подумала, что вы из пролетариев.

– Вот как? А на кого же я похож? – Глеб посмотрел на себя со стороны. Недельная щетина, заштопанный свитер.

– На ковбоя, – засмеялась Галя.

– А что? Мне ковбои нравятся. Майн Рид, Фенимор Купер.

– Мне больше нравятся индейцы.

– На самом деле я журналист. Из Москвы.

– Вот это похоже на правду.

– Родина сослала писать материал о лэповцах. Думал, умру от скуки, но здесь здорово. Ребята замечательные. У нас лагерь выше. А вы надолго тут?

– Интересный вопрос. Планировалось,