бы хны. Перелил самогон в миску, прет ее, довольный. Сам потом и выдудлил.

– Смекалистый парень.

– Но ты постой. Угадай, чем Аркадий сейчас занимается?

– Чем?

– Руководит комиссией, контролирующей соблюдение норм санитарии.

Они рассмеялись, вспугнув мелкую серую пташку. Было здорово слинять из муторного поселка, знать, что рядом не валандается Золотарев. Галя приоделась: лиф со спущенным плечом и подрезом, голубая юбка в сборку. Туфли-лодочки скользили по влажной земле, пришлось доверить спутнику авоську и взять его под локоть. Глеб засиял.

«Нормальный парень, – думала Галя. – Простой, веселый, симпатичный. Лицо открытое, честное. Высокий…»

«А знаешь, у кого еще было открытое, честное лицо положительного персонажа из народа? – Внутренний голос, голос ужаленного опытом скептика прорвался некстати. – Кто был простым и веселым “нормальным парнем”?»

Череповецкий комбайнер, будь он неладен.

Это случилось два года назад. Съемочная группа прибыла под Череповец делать кино на фоне тех исполинских восьмиглазых черепов, вонзивших в чернозем зубы верхних челюстей. Какие трюки придумывал оператор Урусевский, как его камера влетала и вылетала из великанских глазниц!

Но дело не в Урусевском и не в черепах. Киношников расселили по хутору. Хозяева, попавшиеся Гале, были замечательными людьми. Муж и жена, комбайнер и доярка, красивые, молодые – хоть на плакатах рисуй. И такая у них любовь, позавидуешь! Воркуют, ухаживают друг за другом… Галя наглядеться не могла.

А как-то под конец съемочного процесса доярка уехала в город, а комбайнер вернулся домой на рогах. Было неуютно, но Галя вежливо выслушивала пьяные откровения о том, как парнишка боготворит свою жену. Когда он полез на Галю, она обалдела. Открытое, честное лицо нормального парня исказила гримаса животной похоти.

Галя разодрала ему ногтями щеку. Вырвалась, поправила юбку. Боль привела ублюдка в чувство, отрезвила. «Прости! – воскликнул он и расплакался. Слезы смешивались с кровью. – Жене не говори!»

«Она и так все поймет», – сказала Галя, навсегда покидая гостеприимных хозяев.

А разве у Кукушкина, Кеши, самовлюбленного боярина Саврасова были какие-то неправильные лица, отмеченные печатью порока? Нет, никто из них не был похож на Золотарева. Глянешь – умилишься, до чего, наверное, славные и высокоморальные…

Галя исподтишка посмотрела на спутника. Глеб жестикулировал, рассказывая о своей неделе в тайге. Ей с ним не жениться, не целоваться даже, поболтают, разъедутся и больше не встретятся в пятимиллионной Москве. И все же так хотелось, чтобы журналист не разочаровал.

Они шли по лесной тропинке. Солнце закатилось за утес. Тени поползли из бурелома. Сухие гниющие сучья и ветви валежника складывались в затаившееся чудовище. Опасным зверем представлялся фантазерке Гале поселок гидромеханизаторов. Пустая улица, пустая контора с запыленным бюстом Ленина на столе. И уж лучше бы там действительно было пусто, чем знать, что из-за угла, из темноты актового зала, из кустов в любое время может выскочить Золотарев или хамоватая тетка по имени Стешка. Одежда измялась в чемодане, в поисках утюга Галя пошла к Енину и застала капитана сидящим на крыльце. Он таращился в пустоту, рот перекосило как после инсульта, пальцы вцепились в колени. Но, почуяв приближение Гали, эта сломанная кукла в обличии капитана МВД ожила, встрепенулась, осведомилась, нужна ли гостье помощь…

Что с ними всеми не так?

Галя решила не зацикливаться на этом, отдохнуть от тревог. На тропу выбежал знакомый пес, тявкнул и потерся о Галину ногу.

– Блох! Встречаешь нас?

За поросшими мхом лиственницами слышались мужские голоса. Глеб отдал Гале авоську.

– Подождите, пожалуйста, здесь. Ребят надо подготовить. Я позову.

– Конечно, жду.

Глеб пошел к лагерю. Галя услышала:

– А! Журналист! Ты чего сам?

– Где же твоя знаменитая артистка?

– А я ему верю. В Яме артисток пруд-пруди.

– Ага. Я надысь Бриджит Бардо видал.

– А я якось Марыну Влади зустрив на болоти.

– Эх, Фомы Неверующие. Галя! Можно тебя на секунду.

Улыбаясь, в сопровождении Блоха Галя вышла из зарослей. На поляне, у лесовоза и большой зеленой палатки, столпились бородатые мужчины. При виде Гали их лица вытянулись, рты приоткрылись. Кто-то почесал затылок, кто-то, как перед иконой, стянул с головы и прижал к груди кепку.

– Здравствуйте, товарищи, – поприветствовала Галя.

– Щоб мэнэ. Галына Печорская.

– Не врал журналист.

– Мама родная. Мне ж мои не поверят.

Рабочие обступали Галю полукругом.

– Ну что, будем знакомиться? Я вам лимоны принесла.

Толпа загудела, все захлопали друг друга по плечам.

– Настоящая! Живая!

– Ну что вы как дикари! – прикрикнул Глеб. – Вась, организуй.

– Так, освободите дорогу. – Из толпы вышел рыжий богатырь. – Галина…

– Просто Галя.

– Галя, вы уж извините ребят, не каждый день звезды «Советского экрана» из лесу приходят. Я – Вася Слюсарев, бугор… бригадир… добро пожаловать…

– А вы автограф дадите?

– А сфотографируетесь с нами? У журналиста есть камера.

– Дайте человек отдохнет, выдохнет! – Вася проводил Галю к куче хвороста, окруженной бревнами. Лэповцы шли следом, как крысы за дудочником. Глеб усмехался, довольный произведенным эффектом. Вася рассказывал:

– Я ведь, Галя, «Яддит-Го, прощай» раз десять смотрел. Жемчужина! Муса, ну е-мое, чай для дамы.

– Погодь, бугор, дай на актрису посмотреть.

– Насмотритесь еще, – засмеялась Галя. – Из Ямы не так просто выбраться.

– Можно спросить? – по-ученически поднял руку сезонник.

– Конечно.

– А лучи из глаз фашиста – это как?

– Это анимация.

– Вроде мультика?

– Да, мультик.

– Вы Евтушенко знаете?

– Нет, увы.

– А Ван Клиберна?

– Нет…

– А вы нам споете?

– Чего ж не спеть!

Ребята сыпали вопросами, Галя с удовольствием отвечала. Лагерь засуетился, разожгли костер, котловой Муса принес громадные чугунки. Незаметно стемнело, и над поляной зажглись бесчисленные звезды. Запахло кашей. У Гали заурчал живот, да так громко, что сезонники, которые были поближе, обалдели. У знаменитостей, оказывается, тоже урчат животы!

– Я со вчерашнего утра нормально не ела, – созналась Галя.

– Мы это исправим! – крикнул Муса, колдуя над чугунками. Вася уже тащил гитару. Подошел Глеб, и ребята уступили ему место возле Гали.

– Тебе, наверное, такое в новинку.

– Думаешь, я у костра не сидела? Да мы только и делали, что с киноэкспедициями по деревням мотались. – Галя отпила чай, удерживая двумя руками кружку. – Сам-то, журналист, часто бывал в лесу?

– Если честно, не часто.

– То-то же. – Галя дернула ногой, сгоняя комара.

– Вот, держи. Диметилфталат, чтоб не кусали. А я твой чай подержу.

Глеб смотрел завороженно, как она обрабатывает химией открытые участки тела, как массирует шею. Галя спросила насмешливо:

– Супруга разрешает на чужих баб пялиться?

– Я не… не пялился… – Глеб так мило краснел. – И у меня нет супруги. А у тебя, парни сказали, муж есть.

– Мы в разводе.

– Вот как. – Глеб оживился.

– Мой бывший – продюсер с большими связями. Гулял направо и налево, а