– Ах, так это замок привлекал их, а не его чары? – усмехнулась Венеция.

Они с Энтони успели стать закадычными друзьями, и молодой человек уже был посвящен во все подробности их истории. Он долго смеялся, когда узнал, как Венеция провела его друга, и посоветовал ей не принимать поспешных решений.

– Почему бы вам не бросить его, сударыня? – спросил он. – Поделом ему.

– Прошу прощения, но я считаю себя пострадавшей стороной в этом деле, – заметил граф.

– Мужчины всегда считают себя пострадавшей стороной, – возразила Венеция. – Я не решила, оставаться ли с вами. Однако, если мы расстанемся, я все же надеюсь, что когда-нибудь побываю у вас дома. Исключительно из любопытства, только потому, что я так много о нем слышала. – Она театрально вздохнула. – Возможно даже, тогда я пожалею, что оставила вас… Если, конечно, вы не закроете перед моим носом дверь.

Граф рассмеялся.

– Почему-то мне кажется, если я это сделаю, вы все равно найдете способ проникнуть внутрь. Хоть бы и через дымоход.

– Я и впрямь такая плохая? – жизнерадостно поинтересовалась Венеция.

– Не плохая. Умная, – ответил он. – Пока что вы всегда добивались своего и, думаю, за свою жизнь еще не раз добьетесь успеха. – Он тоже перешел на театральный тон. – Однако смею вас уверить, сударыня, вы не из тех женщин, которые мне нравятся.

Лорд Энтони ошарашенно переводил взгляд с одного на другого.

– Понимаете, – продолжил граф, – ваша беда в том, что вы слишком проницательны. Женщины должны быть милыми, ласковыми, должны принимать то, что им говорят, не задавая вопросов и не рассчитывая на что-то лучшее.

– Вздор! – вскричала Венеция.

– Видишь? – обратился граф к другу. – Я же говорил.

– Вы бы умерли со скуки, – сказала она, – с женщиной, которая соглашается со всем, что вы говорите, и готова молиться на вас только за то, что вы ее держите рядом с собой.

– Не вижу причины, почему бы и вам так ко мне не относиться, – сказал граф, и в глазах его вспыхнули искорки.

– Вы слишком самоуверенны, – ответила ему Венеция. – Как я сказала сначала, вы прекрасно знаете, что женщины бегают за вами только потому, что вы граф. Будь вы обычным мистером, они бы не были и вполовину такими настойчивыми в своих притязаниях.

– Это чистая правда, – убежденно произнес Энтони, обращаясь к другу. – Помнишь ту девушку, которая…

– Да. Нечего ее вспоминать, – поспешно перебил граф. – Что ж, моя дорогая жена, вы дали мне богатую пищу для размышлений. Надеюсь, я вспомню этот разговор, когда буду сидеть один в своей курительной комнате и лишь ветер за окном будет свистеть.

Теперь Венеция рассмеялась.

– Если вы будете сидеть дома в одиночестве, виноваты в этом будете только вы сами, – сказала она ему. – А что касается запоминания моих слов, если вы откровенны с самим собой, признайте, что ко времени возвращения домой вы будете благодарить Бога за то, что эта надоедливая женщина больше не допекает вас возражениями.

– Ну и ну, – покачал головой Энтони.

– Я только надеюсь, – сказал граф, что к моему возвращению домой вы будете осыпать меня комплиментами.

Веселые огоньки в глазах графа указали Венеции на то, что он просто дразнит ее.

– Поживем – увидим, – ответила она. – Возможно, домой вы вернетесь с какой-нибудь прекрасной индианкой, которая станет вам такой женой, о которой вы всегда мечтали.

– В ваших рассуждениях есть изъян. Я никогда не хотел жениться.

– Это так, конечно. Жениться вам так не хотелось, что вы просто взяли с полочки жену, на которую вам указали, и даже не удосужились как следует изучить товар, прежде чем зарегистрировать его на себя.

Граф захохотал и хлопнул Энтони по плечу.

– Ничего, все хорошо, дружище. Не нужно делать такие глаза. Мы много всякого разного друг другу говорим, однако половина – это просто шутки.

– Но которая половина? – спросил Энтони, неожиданно попав прямо в точку.

Венеция и граф переглянулись, мысленно задавшись тем же вопросом.

* * *

Наконец они достигли конца Суэцкого канала и вышли в Красное море. Теперь от Индии их отделяло только Аравийское море.

Однажды граф о чем-то разговорился с капитаном, а Энтони улучил минуту, когда рядом с Венецией никого не было, и подошел к ней. Она сразу увидела, что его что-то тревожит.

– Мне бы хотелось, чтобы вы забыли то, что я говорил вам в тот вечер перед свадьбой, – горячо произнес он.

– О том, что Айвен – ужасный гордец и любит быть хозяином? – с невинным видом поинтересовалась она.

– Я… кажется, не говорил такого…

– Говорили, говорили, – заверила она его. – И вы говорили, что ему не нужна жена, которая будет прекословить, обсуждать его поступки или возражать против того, чтобы он встречался с другими женщинами.

– Я этого не говорил! – едва не вырвался вопль из его уст.

– Не совсем такими словами…

– Ничего подобного. – Ужас перед этим разговором придал его голосу нехарактерную твердость. – Я ничего не говорил про других женщин. Это вы про них говорили.

– Да, я говорила, – смягчилась она. – Хотя вы, можно сказать, признали это…

– Я… это… На этом судне вам ничего не грозит, не так ли? Я хочу сказать, здесь нет других женщин.

Венеция с огромным трудом сдержала смех.

– Энтони, вам нужно было идти в дипломаты, – промолвила она, сжимая дрожащие губы.

Лицо его озарилось.

– Правда? Когда-то я подумывал об этом, но Айвен сказал, что у меня ничего не выйдет.

– Интересно почему. Но не важно. Давайте забудем про тот разговор.

– Да, давайте.

Он потер лоб.

Ночью, лежа в кровати, она думала об этом разговоре. Мудрая женщина приняла бы услышанное к сведению, но Венеция понимала, что, когда дело касалось графа, она просто не могла трезво рассуждать. Она избрала противоположное направление: стала его дразнить, бросать ему вызов, противоречить на каждом углу. Звучало это довольно угрожающе, но чутье подсказывало ей, что это единственный способ победить и сохранить его уважение.

А уважение было исключительно важно, она знала это. Без него ни одно другое чувство не выжило бы и не расцвело.

* * *

Пока плыли через Аравийское море в сторону Бомбея, погода сделалась невыносимо жаркой. Теперь все мысли путешественников сосредоточились на том, что их ждало впереди.

– А как ты объяснишь мое присутствие? – спросил Энтони, когда к нему пришло запоздалое понимание своего положения.

– Я скажу, что ты мой адъютант, – важно заявил граф.