– Ладно! – кричу я.

Скрещиваю лодыжки, позволяю себе перевернуться. Отцовское кольцо выскальзывает из-под рубашки, цепочка давит на шею, душит. Сила тяготения упорно манит упасть в ее жесткие, шероховатые объятия. Я стискиваю зубы и выжимаю из себя все, что имею, иначе я потеряю все, что имею. Канат раскачивается, пальцы дрожат… но вот уже Алекса и Хоуп помогают мне подняться на ноги.

Последние два мостика – просто сказка по сравнению с кошмаром, который был до них, и наверх мы буквально взлетаем.

– Ребята… – произносит идущая впереди Хоуп и замолкает.

Но мы с Алексой не нуждаемся в объяснениях.

Мы его нашли.

Храм.

Он состоит из поросших мхом камней, неотесанных, но изящных. Стены украшены замысловатой резьбой: арки, геометрические узоры, напоминающие руны или символы. Некоторые просто огромны, и можно подумать, что фасад сверху донизу покрыт объемными изображениями обитателей джунглей.

Храм очень древний, такое ощущение, что его создатели давным-давно умерли. Некоторые части строения оказались способны выстоять в схватке с силами природы, а другие… постепенно рассыпаются. Например, справа несколько колонн лежат в руинах, оплетенных голодными лианами.

Я бы, наверное, назвала храм самым прекрасным из всего, что мне доводилось видеть. Корни деревьев оплетают ступени и удерживают фундамент, словно длани Творца. Идеальные орнаменты поражают воображение: сложно представить, что их нанесла рука человека, а не машина, – но мне не по себе от того, что он до такой степени искалечен и заброшен.

Мы огибаем сооружение, ищем следы монахов, которые, по идее, должны жить неподалеку.

– Эй! – зову я. – Кто-нибудь!

– Финнли? – Голос Хоуп отражается эхом от стен. – Ты здесь? Эй!

Никто не выходит нам навстречу. Могло бы быть и хуже. Никто не выходит, чтобы нас убить.

Мой отец не лжец, повторяю я. Скрытые среди папоротников храмы, выстроенные из камней и тайн.

Мы обнаружили храм. И папоротники, и каменные глыбы.

А что касается тайн… Если б только они сразу бросались в глаза!

Я смотрю на широкие колонны, образующие арочные пролеты. Делаю глубокий вдох, сглатываю страх, который начал постепенно подкатывать к горлу.

– Здесь, должно быть, вход.

Но, если честно, сейчас я совсем не спешу. Если бы нас хотели здесь видеть, то уже бы поприветствовали. Верно?

Никто из нас не делает и шага. Хоуп, как и я, терзается сомнениями.

Алекса вспыхивает:

– Да ты издеваешься?! – Она пинает колонну, и с той слетает облачко пыли. – Ты что, до сих пор серьезно веришь, мы добрались до Убежища? У тебя крыша поехала, Иден. Тот, кто жил на острове, явно на этом свете не задержался. Может, они умерли от истощения? Ты забыла, что нам пока еще не попадался ни один зверь? Мы даже ни единой рыбы в воде не заметили! Тебе это не кажется каким-то подозрительным?

– Да, – соглашаюсь я, помедлив. – Признаю, странно.

И почему все, что происходит на острове, невозможно объяснить разумно?

– Понимаешь, к чему я клоню? – продолжает Алекса. – Что мы будем есть? Я уже с ума схожу от голода…

Хоуп ловит на ближайшем камне кузнечика и сует ей в лицо:

– Проголодалась?

– Хватит! – сердится Алекса и пинает очередную колонну. – А наш поход вообще сплошной провал. По-моему, ясно, что Финнли просто хотела свалить от нас подальше, а не прятаться в развалинах.

– Идти с нами было необязательно, – говорю я, с трудом сдерживая бурлящее возмущение.

Не думаю, что Алекса сейчас искренна на сто процентов, поэтому пытаюсь ее подловить:

– Если ты не верила, что мы найдем ее возле храма, то почему не осталась на пляже?

– Ага, как будто вы бы мне позволили!

Хоуп, не дожидаясь нас, шагает к аркам.

– Давайте осмотримся на месте, – произносит она.

Ее хвост растрепался, стал грязным, перепачканные штаны она закатала до колен. Но в душе она гораздо выносливее, чем кажется.

– Финнл… а-ай! – вскрикивает Хоуп, отскакивая назад.

Мы с Алексой бросаемся к ней. Голень Хоуп пересекает тонкая горизонтальная полоска крови, хотя рядом нет ничего острого.

Достаю из кармана лоскут ткани, которой мы отмечали путь.

– Держи, вытри кровь. Пусть ссадина затянется, а в лагере мы промоем ее кипяченой водой.

Умалчиваю о том, как быстро в таких местах можно занести инфекцию. Почему я не догадалась захватить спички?

– А где именно это случилось? – спрашиваю я, и Хоуп показывает.

Нахожу на земле несколько длинных листов, похожих на те, из которых я плела подстилки. Взмахиваю одним на уровне царапины Хоуп… и что-то с шипением разрезает лист пополам.

– Нехорошо, – бормочу я.

– Ага, – соглашается Алекса.

Она стоит у стены, указывая на вырезанный на камне рисунок – тот, что поменьше. Присматриваюсь… и внутри меня что-то обрывается.

Не заметить волчью морду среди прочих узоров легко. Ее изобразили в том же стиле, что и остальные фигуры, спрятали на изукрашенной поверхности, чтобы она ничем не выделялась. Но она слишком похожа на ту, что вытатуирована на запястье Алексы… и размещена на каждом углу в моем родном городе. Это не совпадение.

– Остров, по идее, нейтральная территория, – говорю я.

И наверное, он может таковой оставаться. Однако я не задумывалась, что Убежище, помилование, мир и нейтралитет будут иметь столь покинутое обличье. Я верила, что это место окажется дальше от тех, кто отобрал у нас покой. Что здесь меня ждет процветание. Что слова моего отца приведут нас к свободе.

Я просто надеялась.

Алекса качает головой.

– Классический почерк Стаи, – заявляет она, касаясь четких линий большим пальцем. – Прятаться у всех на виду.

Она вдавливает волчью морду в стену, и вдруг пространство под арками заполняется ярко-голубыми перекрещенными лучами. Первый проходит как раз там, где Хоуп порезала ногу. Такое количество продвинутых технологий – враждебных технологий – очень плохой знак. Алекса бледнеет, и я впервые вижу на ее лице страх. Лучи лазера отражаются в ее блестящих, остекленевших темно-карих глазах.

Думаю, она все-таки не врала о том, что просто хотела удрать.

Обдумываю то, что вижу, прокручиваю в голове все, что вычитала в книжке.

– Мы пока не знаем, из Стаи они или нет. – Я пытаюсь убедить в этом и Алексу, и себя. – Если Стая изначально помогала обустроить остров, то логично, что она и к системе безопасности приложила руку, – продолжаю я и умолкаю.