Я перерыл небольшую пачку своих бумаг еще раз. Но никакого письма обнаружить не смог. Это был какой-то театр абсурда, невозможный от начала до конца.

– Никакого письма нет! – воскликнул я, в ужасе глядя на инспектора.

– Дева Мария и все ее ангелы! Да что же это творится такое на нашем мирном острове! Будто его посетил сам Сатана! – заругался Фидель и тут же от нервов закурил очередную сигарету. – Я вызову бригаду криминалистов, а вы, главное, ничего больше не трогайте! – инспектор потянулся к телефонной трубке.

Теперь уже мы сидели в управлении. Фидель забрал меня с самого утра, едва позволив наскоро откушать мой скромный завтрак. Да и ночка выпала на мою долю превеселая. Добрую половину ее в номере копошились угрюмые дядьки, пачкали мои документы и бумаги растворами, натирали вонючей гадостью крышку сейфа и иные поверхности, снимали отпечатки пальцев с меня лично, а потом в обязательном порядке и с каждого из нашей отдыхающей братии. Талдыкин воздыхал особенно горько.

– Эх, пошлют запрос. А там дело. Угон автотранспортного средства в бухом виде, «железо» всмятку, меня тогда – в кутузку, эх, блин… трояк условно, – жаловался мне Юрасик, потому что больше некому было.

– Не преувеличивай собственную гангстерскую значимость, Юрий Петрович. Вряд ли в Интерполе с благоговением хранятся данные о твоих юношеских похождениях, – шутливо успокоил я Талдыкина. – Зато отпечатки с тебя снимают не впервой, тут уж я снимаю перед тобой шляпу, прости за каламбур.

Правда, вот только что Фидель сообщил мне – толку от отпечатков не вышло совсем. Я, две сменные горничные, а больше никто не засветился. Сверх того, ни одной нарочно протертой поверхности тоже не обнаружилось.

– Значит, вор работал в перчатках? А у кого из наших вдруг перчатки, ведь не в Сибирь же ехали? – озадачил я инспектора.

– Ну при чем здесь перчатки? Луиш, вы определенно насмотрелись детективной киноерунды! Достаточно носового платка, бумажной салфетки или полотенца из вашей же собственной ванной комнаты!

– Но код? Как же код? Среди моих друзей и знакомых вряд ли кто-то на досуге развлекается вскрытием сейфовых замков? – напомнил я инспектору очевидный факт.

– Вы иногда как ребенок, хотя и умнейший человек, Луиш! Какой код на вашем замке?

– Мой день рождения! – горделиво сообщил я Фиделю.

– И у девяноста девяти процентов гостей любого отеля тоже! А не свой, так жены, или мамочки, или малолетнего сынишки. А у оставшегося последнего процента – и вовсе дурость, вроде «ноль, один, два, три». И никакой нужды прибегать к более сложным средствам у вашего вора не было. Перебрал пару цифр, да, скорее всего, и ничего не перебирал, у похитителя и свой код наверняка мало чем отличался по принципу подбора. Просто вспомнил, когда именно дарил вам подарок на день вашего святого. И возможностей потенциальный вор имел довольно. Весь день, что вы гоняли шарики на лужайке. Да и балкон ваш на первом этаже и – спорю на целую сотню – никогда не заперт. Но сейчас это совсем второстепенно. Вот, прочтите.

Фидель выложил передо мной неаккуратную ксерокопию какого-то документа.

– Здесь на португальском. А в скобках от руки – русский оригинал, – пояснил он. – Это дословное изложение того, что было на остатках вашей «пустой» пленки.

Я не счел нужным терять время и отвечать инспектору на ехидство, а просто стал читать. Всего-то несколько фраз, в вопросительной форме, на которые не могло существовать ответа. Потому что лицо, к которому обращались, было уже мертво.

«Ника, Ника, разве ты не сволочь?! (дальше примечание: невнятные всхлипы и глухие удары). Всегда тебе было на меня наплевать, что ты молчишь?! (явный истерический плач). Ну и валяйся себе! Дохлый! Дохлый! (пауза секунд в тридцать, опять всхлипы). Нет уж, так я не уйду, и не надейся, слышишь?! (шуршание, видимо, рылись в карманах, после шаги удалявшегося человека). Сто, двести, триста… (слабые всхлипы). Ненавижу, гадина! Что же делать теперь, а-ах?!»

– Голос на записи женский, хотя местами слабо прослушиваемый и неразборчивый. Но техникам в управлении пришлось не слишком потрудиться. Эта задача не из сложных. Где-то почистили, где-то усилили. И процедура опознания не составит труда. Хотя я могу сказать вам, Луиш, и без опознания.

– И я вам могу, – усмехнувшись, ответил я инспектору. – Это сеньорита Крапивницкая, подруга моего покойного Ники. Потому что больше некому. Я единственно по этой бумаге сужу, но думаю, что прав без оговорок.

– А я и аплодировать вам не стану. Уверен был, вы сразу поймете. И что скажете?

– Что пьяный человек вдруг необыкновенным образом протрезвел, и под утро, когда ему полагалось спать ангельским, хмельным сном, отправился к месту убийства, озаренный божественным откровением свыше. Или все это время он только притворялся.

– Н-да. Вот что скажу вам я, Луиш. Как только я услыхал от вашей честной компании, будто никто из них, ни единая душа ничего не видела и не слышала в ночь убийства, я тут же определенно понял, что эти люди мне лгут. Кроме вас, конечно. Вы, Луиш, единственный, кто сознался сразу. И потому вы здесь, и мне нужна ваша помощь.

– Как выяснилось, помощник я сомнительный, – пришлось мне напомнить Фиделю о собственных промахах. – Но за одного битого двух небитых дают, как у нас говорят.

– И правильно говорят. Интересно, а что вы подумали, когда прочли документ до конца?

– Что, видимо, сеньориту Крапивницкую необходимо допросить, и немедленно. И может быть, даже допросить сурово. Я имею в виду только словесную форму.

– Я надеюсь. Уж не думаете ли вы, что у нас тут выбивают показания при помощи резиновых дубинок? – искренне рассмеялся Фидель. – Но с допросом надо погодить.

Я недоуменно поднял брови, думая, что ослышался. Однако Фидель мне тут же все и разъяснил. С той точки зрения, которая мне просто не пришла в голову:

– Я уже говорил вам, вы милый человек, Луиш. Но в нашем деле, что бы вы там себе ни навоображали, всего лишь желторотый птенчик. Или, скорее, невылупившееся яйцо! Элементарным задайтесь вопросом. Отчего судьба милостиво подарила нам именно этот кусочек пленки? А оттого, что это была никакая не судьба! А…

– Довольно, я все понял. Не такая уж я личинка, инспектор. Нам подкинули этот фрагмент нарочно… Ага! Стойте, стойте! Попробую сам… – Я не дал Фиделю перебить себя. – Чтоб навести на другой след, а значит, потерять время в ложном направлении. Как у Бернарда Шоу: кто шляпку спер, тот и тетку пришил! – торжествующе закончил я.

– Это верно, Луиш, хотя я не знаю, как получилось у Бернарда Шоу, не читал. Но все же главное вы упустили. – Вид у инспектора был сейчас куда более торжествующий, он собирался хорошенько утереть нос моей скороспелой самоуверенности. – Почему, повторяю, нам достался только фрагмент пленки? Ведь проще было подкинуть всю кассету. Зачем разделять ее на части, терять время и рисковать, что тебя застукают с уликой в руках? А потому, милый мой Луиш, что на пропавшей части этой пленки было что-то еще. Нечто, представляющее великую опасность для похитителя диктофона. И боюсь, что утраченное нам не вернуть уже никогда.