– Вирус иммунодефицита не передается через приборы, – блеснула познаниями одна из молоденьких воспитательниц.

– Да знаю я, не тупая! – рявкнула на нее повариха. – Но все равно противно!

– У нас в Нигерии СПИД – у наркоманы, проститутки, гомосекшуалс, – вступил в разговор Рахман. Покачал горестно головой: – А тетья Лида такой обычный, такой скромный!

– Послушайте! – воззвала к персоналу Алла Сергеевна. – Как вам не стыдно? Почему вы ей выносите приговор? Может быть, Лида просто опаздывает! А журналист все придумал. Или получил ложную информацию и не проверил. Поспешил жареный факт опубликовать. Не знаете, что ли, как бывает?!

– В газете написано: у них есть и фамилия, и доказательства, – возразила юная воспитательница.

– Да по Лидке и видно, что нечисто с ней все! – возмутилась Прасковья Максимовна.

«Ты же только что говорила то же самое про Рахмана!» – яростно подумала Аля.

Но перепалку, конечно, устраивать не стала.

Достала телефон. Набрала номер нянечки. «Аппарат абонента выключен».

Повариха – ей, похоже, очень нравилось забивать гвозди в крышку чужого гроба – услужливо предложила:

– Домашний Лидкин у вас есть?

Алла пролистала записную книжку. Возле номера няни стояла пометка: «хозяйкин, плохо слышит». Ну да. Лидия, когда устраивалась на работу, говорила, что не местная, жилье снимает где-то на окраине, в частном секторе.

…Старуха, что отозвалась на звонок, словоохотливо доложила:

– А Лидки нету! Съехала! Сегодня с утра вдруг как подхватится! Даже вещи оставила. Сказала, потом заберет!

– Нагадила и смоталась. Таких раньше в перьях обваливали, к позорному столбу ставили! – едким тоном подвела итог повариха.

– Зря вы, Прасковья Максимовна, – осмелилась на упрек молодая воспитательница. – В Америке за такую дискриминацию вас бы вообще в тюрьму отправили.

– Меня-то за что? – ахнула та. – Я, что ли, тут бациллы разбрасывала?! На безвинных детишек?!!

– Ничего она не разбрасывала. СПИД не передается через бытовые предметы! – стояла на своем ее оппонентка.

– А вот ты это родителям их объясни, – заявила повариха. Выразительно взглянула на часы, сообщила: – Восемь тридцать, садик полчаса как открыт. Хоть одного ребенка привели?

И ровно в этот момент входная дверь хлопнула. Сотрудники дружно высыпали из кухни в коридор.

На пороге стоял Ростислав – в одном лице браток и отец-одиночка. Сына при нем не было, а лицо мрачное.

– Ой! – пискнула юная воспитательница.

Алла же смело шагнула навстречу:

– Ростислав Юрьевич, я вам сейчас все объясню.

– Про СПИД что ли, будешь оправдываться? – хмыкнул он. Обернулся через плечо, крикнул: – Сына! Ты где там застрял?

Втянул в коридор своего белокурого ангела, поторопил:

– Шевелись уже, а?

Пока мальчишка разувался, огляделся по сторонам, усмехнулся:

– Мы одни, что ли? Никого больше не привели? Вот дикий в Калядине народ!

Улыбнулся Алле – она с удивлением увидела на его лице сочувствие:

– Да, одно за одним на тебя валится. Круто кто-то копает. Может, крышу пора сменить? Подумай, я б взялся!

– Мой папаня – крыша надежная! – солидно пробасил пятилетний сынуля.

– Цыц, молекула, – отмахнулся отец.

Панибратски потрепал Аллу по плечу:

– Ладно, не кисни. Если и прикроют твою богадельню – ты тетка дельная. Не пропадешь. – Хохотнул: – Я тебя могу в гувернантки взять. На деньги – вдвое большие, чем вся твоя прибыль.

…Из двадцати восьми детей в тот день в садик привели только пятерых.

Алин телефон разрывался от звонков. Но она – позорнейший поступок для капитана — не снимала трубку. Забилась в свой крошечный кабинет, влезла в директорское кресло (подарок Виктории Арнольдовны) с ногами, сжалась в комочек. Все, чего ей сейчас хотелось: укрыться теплым одеялом с головой, зажать уши. А еще лучше – уткнуться носом в твердое мужское плечо. Выплакаться, накричаться: «Я не могу больше!» И с удовольствием спихнуть в уверенные руки все свои проблемы.

Телефон снова затрезвонил, Аля скосила взгляд на определитель. Кирилл. Этот всегда и посочувствует, и поддержит. Только чем парень ей может помочь из далекой Америки? Да если и прервет серию турниров, примчится в Калядин – садик, ее любимое детище, все равно не спасет. Еще и радоваться станет (конечно, про себя!), что его родовой особняк снова спокоен и пуст.

А второе ее плечо… Николай Алексеевич…

Аля теперь не то чтобы опасалась его… Но как-то неприятно было общаться после того, как он избил их пожилого соседа. Причем избил зло, жестоко. Вездесущая дочка Настенька – умудрилась, егоза, подсмотреть за дракой – потом три ночи подряд плакала во сне, кричала, не просыпаясь: «Отпусти! Ему больно!»

Зря говорят, будто дамам мила драка в их честь. Возможно, Николай Алексеевич хотел как лучше. Думал поразить ее удивительным для пожилого человека уровнем физической подготовки, придать новых красок своему имиджу типичного интеллигента. Но ей вновь открывшееся качество поклонника было глубоко противно.

И ладно бы после драки все наладилось! Наоборот: неприятности пошли сплошной стеной.

Записка за упокой ее души.

Эпидемия кишечной инфекции, которая почти погубила ее садик.

И, наконец, газетная заметка, что у них работает больная СПИДом нянечка…

Аля все больше и больше склонялась к мысли, что все это дело рук неутомимого Бориса Борисовича.

Она, повинуясь внезапному импульсу, встала. Подошла к окну – оно выходило на участок соседа. Осторожно выглянула в щелочку меж занавесками. Двор пуст, зато в окошке на втором этаже что-то блеснуло… и еще раз… Чрезвычайно похоже на стекла бинокля. Соседушка, похоже, с удовольствием наблюдает за агонией ненавистного ему детского сада.

Уничтожил. И понять Бориса Борисовича можно запросто.

«Даже я – овца! – если б кто-то поднял на меня руку, стала бы мстить! – мелькнуло у Али. – Что говорить о мужчине… Конечно, он, после того как его избили, совсем взъярился!»

…Дверь в ее кабинет вдруг скрипнула.

– Николай Алексеевич… – растерянно выдохнула Аля.

Стоматолог молча подошел, крепко обнял ее. А когда она попыталась отстраниться, сжал вдвое крепче.

– Что вы делаете? – окончательно смутилась Алла Сергеевна.

– То, что давно был должен, – усмехнулся он.

И поцеловал ее – резко, яростно. Совсем не в стиле интеллигентного доктора.

На каких-то секунд десять она выпала из реальности. Но вновь затренчал мобильник, ему тут же стал вторить городской телефон, и наваждение спало. Аля решительно высвободилась из объятий.