Где-то вдалеке за окнами кухни вяло догромыхивала остатками грома уходящая гроза. Дождь со всей дури лупил по крышам и ржавым железным подоконникам. Ветер с веселым посвистом гулял по коридорам и переходам. Вернулся, помахивая корзиной и ворча под нос что-то унылое, повар. Ревматически поскрипывали старые балки и перекрытия. Лениво скреблась под полом мышь. Этажом или двумя выше кто-то уронил что-то большое и звонкое…

Кто-то закричал.

– Это же… – моментально захолодело в груди Агафона.

– Люсьен! – потрясенным шепотом договорила за него Грета.

– Кабуча!!!..

Лесли молча скрипнул зубами и метнулся к выходу, но маг, угадав в темноте движение, вцепился и отчаянно повис у него на рукаве.

– Не вылазь! Всё равно не поможем!

– Они сожрут его!!!

– Так ты же только об этом и мечтал! – желчным шепотом выкрикнула Грета.

– Дура!!! – рявкнул Лес, стряхнул с себя крестного как сухой лист, ухватился за ручку двери…

– Стой! Шум приближается! – вцепилась в другой его рукав дочь бондаря.

– Они возвращаются! Тащат его сюда! – догадался студент.

– Затаимся и ударим им в тыл! – азартно прошептала принцесса, сжимая кочергу.

Агафон представил ее напыщенное высочество, выскакивающее из кладовки и ударяющее кочергой в тыл двухметровому вооруженному до зубов чудовищу, чудовище, хватающееся обеими руками за тыл и обнаруживающее там кочергу… Если бы всё это не грозило произойти с ним и поблизости от него, хохотал бы он до вечера как минимум. Но теперь только мысленно простонал. А вслух, как крестный, не желающий прибавления своего подопечного – и самого себя – к быстро богатеющему рациону зеленых монстров, поспешно воскликнул:

– Все тихо – мы в засаде!

Дровосек, хоть и не особенно разбиравшийся в тонкостях стратегии и тактики освобождения заложников, согласился с предложением волшебника и принцессы и послушно замер у самых дверей с занесенным над головой топором. Радостный сиплый гомон, шарканье ног и звон оружия быстро приближались – теперь уже оглашая первый этаж. Надо ли говорить, что все разговоры гаварова воинства крутились вокруг органолептических свойств нового кандидата в меню.

Чародей усиленно навострил уши и раз за разом пытался проникнуть сквозь возбужденный бугнев галдеж и уловить хоть какие-то признаки того, что они не ошибаются, что де Шене действительно попался и сейчас находится с ними… Но ни голоса, ни звуков сопротивления шевалье слышно не было: если он и находился в плену у гаваровых приспешников, то или был без сознания, или затаился, выжидая удобный момент… для чего? Побега? Но, судя по коротко мелькнувшим за приоткрытой створкой заломленным за спину и скрученным кожаным ремнем человеческим рукам, такой момент мог не наступить никогда. А само «никогда» могло завершиться на разделочном столе бугней уже через десять минут.

Содрогаясь от отвращения и гнева, товарищи рыцаря застыли вдоль стен чулана, стиснув зубы и сжимая немудрящее оружие. Казалось, еще одно слово, один удар, один взрыв самодовольного гогота, больше похожего на рыгание – и они выскочат из безопасности своего укрытия и набросятся на мерзких тварей очертя голову, и провались тогда земля и небо…

И пополнят меню бугней еще на четыре блюда.

– Ну, сделайте, сделайте же вы хоть что-нибудь!!!.. – бессильно сжимая свое бесполезное оружие, принцесса шипела сквозь сведенные яростью зубы. – Вы, трусы, бахвалы, ничтожества, бабы!!!.. Надутые индюки! Крысы, зарывшиеся в свои норы…

Она говорила «вы», но Лес превосходно понимал, кого Изабелла имела в виду. Ядовитые слова принцессы в своей несправедливой запальчивости хлестали и жгли почище любой плети, углубляя и без того воспаленные и кровоточащие раны, в изобилии покрывающие смятенную, растерянную, сконфуженную душу Лесли уже почти полдня.

Казавшиеся ему половиной жизни.

Самой ужасной ее половиной.

Лесоруб, вздрогнув и сморщившись, тихо застонал, словно от физической боли. Может, он и впрямь был трусом, бахвалом, ничтожеством и бабой – после десятого повторения этой песни в свой адрес он уже ни в чем не был уверен. Но даже такое никчемное и забитое существо иногда понимает, что если вывалиться наобум в самую гущу приспешников Гавара с тупым топором, кочергой и булыжником, то к своре кусачих и рвущих эпитетов, горстями швыряемых ему в затылок, можно будет прибавить еще один.

«Полный дурак».

Если они потащат шевалье на убой, то пропади всё пропадом, стратегия и тактика, он выбежит и погибнет – с чистой совестью. Но вот если бы только у них был шанс, всего лишь один, маленький, пусть даже самый крошечный шанс на победу…

Дверь кухни заскрипела, отворяясь.

– Они ведут его резать!..

Агафон положил руку на изогнутую ручку двери, выставляя другой волшебную палочку прямо перед собой, подобно копью,[19]вдохнул рвано, бросил крестнику «Выскакиваем на счет «три»…

– И чего это глупые бугни тут делать? – донесся из глубины кухни знакомый голос брюзгливого повара, и шестое чувство чародея дало подножку всем остальным, ухватило стоп-кран и рвануло, что было сил: «Стоять!!!»

– Стой!!! – рука волшебника слетела с ручки двери и, что было сил, вцепилась в плечо крестника, взбугрившееся напряженными мускулами. – Погодим!

– Чего годить? – нетерпеливо прорычал дровосек, но потная от волнения ладонь чародея прикрыла ему рот.

– Тс-с-с… Сейчас увидишь.

– Гдддр, смотреть, человек мужик поймать! – возбужденно и радостно похвастался тем временем хрипатый бас.

– Вкусный!

– С поющей плесенью!

– Со слизью семирука!

– С желчью змееконя!

– Вку-усно, – одобрительно промычал кулинар, но тут же спохватился: – Хозяин видеть?

Градус энтузиазма в рядах зеленых гурманов упал.

– Хозяину не надо…

– Хозяину неинтересно…

– Хозяин человек мужик не есть!

– Дурень Гмммр! Хозяин должен знать! А если хозяин человек мужик призвать?

– Кому человек мужик, кроме нас, нужен?! Хозяину не нужен!

– У хозяина человек женщина есть!

– Да и ту он не есть…

– Не твоего брюха дело, Грррм! – повар сурово пресек попытку бунта на корабле. – Хозяину лучше знать!

Бугни, сознавая правоту кашевара, поникли.

– И чего теперь? Человек мужик не есть?

– К хозяину отвести. Хозяин сказать есть – бугни есть.

– Вести к хозяину!!!

– Хозяин сейчас делами заниматься, в раболатори, – кулинар сурово оборвал высунувшиеся было ростки оптимизма. – Не беспокоить. Не отрывать.