— Господа, разве в парламент принудительновыбирают? — встревожился гусар, и все развеселились еще пуще.

Тщетно Варя толковала про равные права и американскуютерриторию Вайоминг, где женщинам дозволено голосовать, и ничего ужасного сВайомингом от этого не произошло. Никто ее слова всерьез не воспринимал.

— А что же вы-то молчите? — воззвала Варя кФандорину, и тот отличился, сказал такое, что лучше бы уж помалкивал:

— Я, Варвара Андреевна, вообще противникд-демократии. — (Сказал и покраснел). — Один человек изначально неравен другому, и тут уж ничего не поделаешь. Демократический принцип ущемляет вправах тех, кто умнее, т-талантливее, работоспособнее, ставит их в зависимостьот тупой воли глупых, бездарных и ленивых, п-потому что таковых в обществевсегда больше. Пусть наши с вами соотечественники сначала отучатся от свинстваи заслужат право носить звание г-гражданина, а уж тогда можно будет и о парламентеподумать.

От такого неслыханного заявления Варя растерялась, но навыручку пришел д'Эвре.

— И все же, если в стране избирательное право ужевведено, — мягко сказал он (разговор, конечно же, шелпо-французски), — несправедливо обижать целую половину человечества, да ктому же еще и лучшую.

Вспомнив эти замечательные слова, Варя улыбнулась,повернулась на бок и стала думать про д'Эвре.

Слава богу, Казанзаки наконец оставил человека в покое.Вольно ж было генералу Криденеру на основании какого-то интервью приниматьстратегическое решение! Бедняжка д'Эвре весь извелся, приставал к каждомувстречному-поперечному с объяснениями и оправданиями. Таким, виноватым инесчастным, он нравился Варе еще больше. Если раньше он казался ей немножкосамовлюбленным, слишком уж привыкшим к всеобщему восхищению, и она нарочнодержала дистанцию, то теперь нужда в этом отпала, и Варя стала вести себя сфранцузом просто и ласково. Легкий он был человек, веселый, не то что ЭрастПетрович, и ужасно много знал — и про Турцию, и про Древний Восток, и профранцузскую историю. А куда только не бросала его жажда приключений! И как милорассказывал он свои recits droles[12] — остроумно, живо, безмалейшей рисовки. Варя обожала, когда д'Эвре в ответ на какой-нибудь ее вопросделал особенную паузу, интригующе улыбался и с таинственным видом говорил: «Oh,c'est toute une histoire, mademoiselle».[13] И, в отличие оттемнилы Фандорина, тут же эту историю рассказывал.

Чаще всего истории были смешные, иногда страшные.

Одну Варя запомнила особенно хорошо.

«Вот вы, мадемуазель Варя, ругаете азиатов за пренебрежениек человеческой жизни, и правильно делаете (речь зашла о зверствах башибузуков).Но ведь это дикари, варвары, в своем развитии очень недалеко ушедшие откаких-нибудь тигров или крокодилов. А я опишу вам сцену, которую наблюдал всамой цивилизованной из стран, Англии. О, это целая история… Британцы настолькоценят человеческую жизнь, что худшим из грехов почитают самоубийство — и запопытку наложить на себя руки карают смертной казнью. На Востоке до такого покане додумались. Несколько лет назад, когда я находился в Лондоне, в тамошнейтюрьме должны были повесить заключенного. Он совершил страшное преступление —каким-то образом раздобыл бритву, попытался перерезать себе горло и дажечастично в этом преуспел, но был вовремя спасен тюремным врачом. Меня потряслалогика судьи, и я решил, что непременно должен видеть экзекуцию собственнымиглазами. Использовал свои связи, раздобыл пропуск на казнь и не былразочарован.

Осужденный повредил себе голосовые связки и мог толькосипеть, поэтому обошлись без последнего слова. Довольно долго препирались сврачом, который заявил, что вешать этого человека нельзя — разрез разойдется, иповешенный сможет дышать прямо через трахею. Прокурор и начальник тюрьмыпосовещались и велели палачу приступать. Но врач оказался прав: под давлениемпетли рана немедленно раскрылась, и болтающийся на веревке начал со страшнымсвистом всасывать воздух. Он висел пять, десять, пятнадцать минут и не умирал —только лицо наливалось синим.

Решили вызвать судью, вынесшего приговор. Поскольку казньпроисходила на рассвете, судью долго будили. Он приехал через час и принялсоломоново решение: снять осужденного с виселицы и повесить снова, но теперь перетянувпетлей не выше, а ниже разреза. Так и сделали. На сей раз все прошло успешно.Вот вам плоды цивилизации».

Повешенный со смеющимся горлом потом приснился Варе ночью.«Никакой смерти нет, — сказало горло голосом д'Эвре и засочилоськровью. — Есть только возвращение на старт».

Но про возвращение на старт — это уже от Соболева.

— Ах, Варвара Андреевна, вся моя жизнь — скачки сбарьерами, — говорил ей молодой генерал, горько качая коротко стриженнойголовой. — Только судья без конца снимает меня с дистанции и возвращает кстарту. Судите сами. Начинал кавалергардом, отличился в войне с поляками, нопопал в глупую историю с паненкой — и назад, на старт. Окончил академиюгенштаба, получил назначение в Туркестан — а там идиотская дуэль со смертельнымисходом, и снова изволь на старт. Женился на княжне, думал, буду счастлив —какое там… Опять один, у разбитого корыта. Снова отпросился в пустыню, не жалелни себя, ни людей, чудом остался жив — и вот снова ни с чем. Прозябаю внахлебниках и жду нового старта. Только дождусь ли?

Соболева, в отличие от д'Эвре, было не жалко. Во-первых,насчет старта Мишель прибеднялся, кокетничал — все-таки в тридцать три годасвитский генерал, два «Георгия» и золотая шпага. А во-вторых, слишком уж явнодавил на жалость. Видно, еще в бытность юнкером объяснили ему старшие товарищи,что любовная виктория достигается двумя путями: либо кавалерийской атакой, либорытьем апрошей к падкому на сострадание женскому сердцу.

Апроши Соболев рыл довольно неумело, но его ухаживания Варельстили — все-таки настоящий герой, хоть и с дурацким веником на лице. Наделикатные советы изменить форму бороды генерал начинал торговаться: мол, готовпринести эту жертву, но лишь взамен на предоставление определенных гарантий.Предоставлять гарантии в Варины намерения не входило.

Пять дней назад Соболев пришел счастливый — наконец получилсобственный отряд, два казачьих полка, и будет участвовать в штурме Плевны,прикрывая южный фланг корпуса. Варя пожелала ему удачного старта. Начальникомштаба Мишель взял к себе Перепелкина, отозвавшись о скучном капитане следующимобразом: