– Но я их не отыскал. Хотя заработать хотелось. Особенно моим собутыльницам. Так получилось, что они оказались в курсе. Предлагали продать рижанину дяди Яшину записную книжку. И пусть, мол, сам опрашивает друзей ученого, кто что знает.

– И как, получилось?

– Нет. Говорю же, Йозас больше не появлялся.

– А где же телефонная книга тогда? – ошарашил меня Андрей вопросом.

– Как где? Лежала на тумбочке… – в тревоге оглянулся на тумбочку и обнаружил, что сверху она пуста.

– Книги там нет и не было, – сказал Земцов. – Я, во всяком случае, не видел. Может быть, твои собутыльницы решили подзаработать без тебя?..

– Как бы они нашли этого Йозаса Генриховича? Они же его в глаза не видели.

– Это дело техники, – заверил Андрей Земцов, сам, видно, авантюрист тот еще. – Знаешь, как я в детстве проходил на тренировку рижского «Динамо»? Вешал фотоаппарат на шею, представлялся внештатным корреспондентом местной газеты. В итоге у меня единственного со двора всегда были настоящие, загнутые, клюшки, составленные из обломков фирменных! Пацаны обзавидовались!

– Здорово! Только… это ты к чему?

– К тому, что раз плюнуть отыскать в гостинице человека с таким редким именем-отчеством. Представились твои собутыльницы членами студенческого научного общества, которые ищут своего лектора, например…

– Хм! Я у них спрошу.

– Так они тебе и признались.

– Ладно, Андрей. Разговор у нас какой-то… Тренируем воображение всякими фантазиями.

– Не скажи. Книжка-то пропала. Это не фантазия. Это факт… А кто-то бывал в квартире дяди Яши, кроме твоих собутыльниц?

После пропажи записной книжки я теперь чувствовал себя виноватым перед племянником дяди Яши.

– Кто-то побывал, кажется. – Я рассказал ему про выдвинутый ящик и стертую с ручек пыль.

– А ты наблюдательный, Тима, – похвалил меня Земцов. – Но книжка тогда была на месте?

– На месте, – подтвердил наблюдательный я.

– Значит, дядя Яша был интересен внешнему миру двумя вещами, – подвел итог Земцов. – Своей коллекцией и своей работой…

Я не стал пополнять список третьей «вещью» – квартирой.

– …Так что идея с записной книжкой не такая уж и вздорная. Пройтись по его друзьям.

– Бутенко тоже был другом дяди Яши? – зачем-то спросил я.

– Другом – не знаю. Но, знакомым, приятелем – несомненно. Общее увлечение. Да и по работе они, возможно, пересекались…

Должен был признаться, что не понимаю Земцова. Если бы тот хотел добраться до коллекции, чтобы самому завладеть ею, тогда – ясно. С его же слов выходило, будто он признает мое право на собрание марок. Для чего ему тогда стараться? Или Земцов желает, чтобы я тоже принял живое участие в поисках, а потом уступил коллекцию ему? Это ведь он филателист, а не я. Но тут размывается такой момент, что коллекция «денег стоит». Если же данный момент не размывать, то становится ясно, что коллекция сгодилась бы любому. Хоть коллекционеру, хоть просто человеку, которому нужны деньги. А кому они не нужны?..

На другое утро повеселил Вовочка. Он явился на работу с ярким фонарем под глазом.

– О! Синяки и шрамы украшают мужчину! – воскликнул я одобрительно, мгновенно просчитав природу данного факта. – Сходил на танцы в «Швейцарию»?

– С автозаводскими схлестнулись. Завалились такие, на понтах! На девок наших глаз положили. Караваиха приструнила их немного, и мы, щербинковские, не стояли в стороне.

– Слушая тебя, я, маменькин сынок, испытываю комплекс неполноценности.

Вовочка косо глянул на меня, не издеваюсь ли над ним? Но тут же поднял другую тему:

– Представляешь, Солидол, как ты его называешь, из психушки лыжи навострил. Сбег!

– Как? Он же того – не в себе.

– Вот именно. И теперь его ищут пожарные, ищет милиция…

– А тебе кто сказал?

– Ну, как кто? Светуля. Звонила мне. Они с Нефертити хотели бедолагу в больнице проведать, а того и след простыл.

– Так он, небось, к Нефертити и заявится! – высказал предположение я. – К кому еще?

– Пока не заявился…

– Светуля же в трауре, – вспомнил я.

– Так я и не говорил, что она ко мне домой пожаловала, требуя коньяка и музыки. Звонить по телефону траур не запрещает.

– Видишь, помнит о тебе. А ты от нее – на танцы! – с укоризной сказал я.

– Чья бы корова мычала! – повысил голос Вовочка. – Сам, говорят, Сашкину сестру склеил? Распалась наша банда…

– Вован, ты о чем? У Нефертити Солидол есть! Я что, должен вечно роль запасного аэродрома играть для Царицы Египетской?

Вовочка лишь нахмурился и вздохнул.

– Солидол, похоже, больше не Солидол. С папашей-то темная история.

– Солидол, может, уже оклемался, потому и ноги сделал. За бугор он теперь не уедет, так что, бог даст, все у них с Ниночкой и сложится. Примете Солидола в свою банду вместо меня. Когда у них со Светой траур кончится.

– Как хоть сестра Оруженосца в постели, ничего? – попытался сесть на любимого конька Вовочка.

– Опять двадцать пять! – воскликнул я.

– Хм! Джентльмен! – криво усмехнулся скабрезник и полез за сигаретами.

От Маринки не было вестей ни в этот день, ни в следующий. «Может, уже на работу в колхоз устроилась? – гадал я. – Сколько мне ждать теперь свою невесту?» Решил спросить ее об этом телеграммой. Пусть оценит, как жених беспокоится.

Телеграмма осталась без ответа. Блин! Я заказал междугородний разговор от отчаяния. Однако абонент на переговорный пункт не явился. Не смогла до райцентра добраться? Или не захотела?.. Говорят, если гора не шла к Магомету, то он сам шел к горе. Я решил следовать примеру пророка. Плюнув на работу, еще не придумав даже, чем объясню свой прогул, с утра прибыл на автостанцию и отправился за невестой в ее деревню. «А там банька!..» – мечтал дорогой.

С первых минут общения с любимой почувствовал, что в баню меня действительно могут послать. Но не в том смысле, как я надеялся. Маринка, открыв дверь после моего стука, посмотрела сперва на меня, затем – по сторонам, будто кого-то боялась. Только после этого пригласила:

– Проходи, – без всяких эмоций.

– Что, Саня вернулся? – попытался я угадать причину столь прохладного приема.

– О, господи! – будто прорвало девушку. – Да если бы он вернулся!.. – Она не договорила. Откуда-то сбоку – из чулана, очевидно, – в сени шагнула неясная фигура, и я ощутил, как некий твердый предмет уперся мне в висок.

– Ой! – вскрикнула Маринка. – Нет! Не надо!

– Цыц! – грубо одернули ее. Скосив глаз, я понял, что к голове моей приставлен пистолет.