В то же время на должности командиров и начальников казачьих частей и соединений могли назначаться не казаки, а офицеры регулярной армии — например, командиром 1-го Нерчинского полка Забайкальского казачьего войска был полковник, флигель-адъютант Свиты его императорского величества барон П.Н. Врангель. Помимо этого, в Кубанском и особенно Терском войсках значительную часть офицерских кадров составляли кавказские горцы, как христиане, так и мусульмане.

Командовать казачьими формированиями могли даже находившиеся на российской службе иностранцы, причем очень высокого ранга. Так, на Кавказском фронте командиром 1-й Кубанской казачьей батареи являлся персидский принц, войсковой старшина М.Б. Кули-Мирза, а командиром 9-го Кубанского пластунского батальона — персидский наследный принц, войсковой старшина, впоследствии полковник Аманулла-Мирза. Дабы в какой-то мере сблизить офицеров-неказаков с казаками, их нередко, по решению войсковых властей, приписывали к станицам тех казачьих войск, в частях которых они служили. Это почиталось за большой почет[149].

В казачьих войсках офицеры могли достаточно легко и без всяких образовательных или временных ограничений, по подаче ходатайства командованию, переходить из кавалерии в пехоту и обратно. Другое же дело обстояло с артиллерией, служба в которой имела свои принципиальные особенности.

Существовала следующая установка: «Офицеры других родов оружия и службы переводятся в артиллерию не позднее как через три года по окончании военно-учебного заведения… и не иначе как по отбытию года в прикомандировании установленного испытания. Однако во время настоящей войны, по особому ходатайству строевого начальства, допускались переводы в артиллерию в изъятие из приведенных выше требований…»

С 18 апреля (1 мая) 1916 г. в казачьей артиллерии действовали временные правила о назначении на командные должности в строю — командирами батарей и артиллерийских дивизионов. Они предписывали в Штабе Походного атамана при его императорском величестве содержать два списка боевых аттестаций по старшинству чинов: 1) есаулов и войсковых старшин, не командующих батареями, 2) войсковых старшин и полковников, командующих батареями не менее года или состоящих в управлениях артиллерийских дивизионов. Помимо казачьих офицеров, бывших в действующей армии, в них также включали казачьих офицеров: а) из резерва военных округов, выздоровевших после болезни или ранения на фронте, б) служащих в казачьих запасных артиллерийских частях и в) состоящих на учете военных округов, но признанных Походным атаманом при его императорском величестве, с согласия полевого генерал-инспектора артиллерии, годными к командованию батареями или дивизионами.

Пополняться оба списка должны были через штабы армий, в составе которых находились те или иные казачьи артиллерийские части: командиром батареи — по объявлении приказа о производстве подчиненного ему подъесаула в есаулы, командиром дивизиона — к 1 января или 1 июля (по старому стилю) каждого года о появлении в его подчинении новых штаб-офицеров. О появлявшихся изменениях в офицерских боевых аттестациях и о выбывших из строя по каким-либо причинам кандидатурах сообщалось срочно. При наличии вакансии на должность командира батареи (дивизиона) штаб соответствующей армии извещал об этом Штаб Походного атамана при его императорском величестве. Последний, с одобрения самого Походного атамана, подбирал нужного офицера и представлял его кандидатуру полевому генерал-инспектору артиллерии, и, если тот давал положительное заключение, данный офицер получал наконец свое назначение.

При выборе кандидата приоритет получали кавалеры ордена Святого Георгия. Учитывалось также и то, что есаул, состоявший в чине не менее семи лет, обязан был производиться в чин войскового старшины одновременно с назначением на должность командира батареи, а войсковой старшина, состоявший также в чине не менее семи лет, — в чин полковника одновременно с назначением на должность командира дивизиона.

Однако нередко в артиллерии забывали вовремя отослать необходимые сведения, из-за чего командные должности долго пустовали. В итоге это вынудило Походного атамана при его императорском величестве издать приказ с требованием всем временно исполняющим обязанности командиров батарей и дивизионов доносить в его штаб об убыли их предшественников.

Исключительные правила были введены и касательно офицеров-казаков, состоявших в корпусе Генерального штаба. Так, 24 сентября (7 октября) 1916 г. начальником Штаба Верховного главнокомандующего было приказано: «Полковников Генерального штаба, имеющих законное право на назначение командирами казачьих полков, разрешаю представлять к таковому назначению, по обстоятельствам военного времени, в обход старших их сверстников — офицеров Генерального штаба, идущих по пехотной и кавалерийской линиям».

Иногда из-за бумажной неразберихи, часто случавшейся во время войны, казачьи офицеры могли занимать сразу две командные (начальствующие) должности и в разных строевых частях. Например, полковник Э.А. Мистулов с 20 декабря 1916 г. (2 января 1917 г.) являлся одновременно и командиром 1-го Кавказского полка Кубанского войска, действовавшего на Кавказском фронте, и командиром 2-й бригады 2-й Кубанской казачьей дивизии, находившейся на Западном театре войны[150].

Основным родом оружия в казачьих войсках традиционно являлась конница. По уровню решаемых ею боевых задач она, как и регулярная кавалерия, подразделялась на три вида: дивизионную, корпусную и фронтовую. Первый из них составляли отдельные и особые казачьи сотни, отдельные казачьи дивизионы и казачьи полки, входившие в состав кавалерийских дивизий, второй — отдельные казачьи полки и бригады, состоявшие при армейских корпусах, а третий — отдельные казачьи бригады и казачьи дивизии, подчинявшиеся непосредственно командованию фронтов или отдельных армий.

Такое оперативное деление казачьей кавалерии сохранялось практически всю войну, пока во второй половине 1917 г. высшее командование не начало проводить ее реорганизацию, отказываясь от вышеупомянутых трех составляющих. Решено было, путем соединения отдельных конных частей и укрупнения конных соединений, сформировать новую организацию кавалерии, разделив ее на два вида: фронтовую — обеспечивавшую успех на одном определенном фронте, и стратегическую — самостоятельно действовавшую в крупных стратегических операциях, решавших судьбу целой кампании. К первому относились казачьи отряды, отдельные казачьи полки, бригады и дивизии, а ко второму — казачьи корпуса, сформированные к концу участия России в Первой мировой войне[151].

Высшим уровнем организационной формы казачьей кавалерии являлась казачья дивизия, а также приравненная к ней в оперативном отношении отдельная казачья бригада. Внешне эта приравненность выражалась в одинаковости названия главы того и другого соединения — начальник дивизии и начальник отдельной бригады. Кстати, это отличало последнего от главы бригады, входившей в дивизионные штаты, и именовавшегося командиром бригады.

Вообще, по способу вхождения в оперативную организационно-управленческую структуру войсковые, в том числе и казачьи, части, соединения и объединения разделялись на два типа: неотдельные и отдельные. К первым относились формирования, последовательно входившие в состав следующего уровня оперативной организации войск — сотня в полк, полк в бригаду, бригада в дивизию и т. д.; к последним — напротив, не входившие в состав следующего по порядку уровня, включаясь сразу в более высокий — сотня в бригаду, полк в дивизию, бригада в корпус и