– Сынок!

Всё время, пока не было отца, мать, как могла, угождала старшему сыну. Она разрешила ему ездить на отцовском велосипеде. Она отдала ему матрас, на котором спал отец, и укрывала его отцовским одеялом. Она накладывала ему рис в большую плошку, которой раньше пользовался только отец. Разливая суп, первую тарелку она ставила ему. Она ругала младших детей, если те пытались раньше него приступить к еде: «Старший брат ещё не взял ложку!» Когда приходил торговец фруктами с бадьёй винограда на голове, она набирала полковша кунжута, который сох во дворе, меняла его на виноград и откладывала отдельно: «Это для старшего». И каждый раз она напоминала ему о его обещании: «Ты обязательно должен стать прокурором».

Он и сам прекрасно понимал, что должен стать прокурором, чтобы мать не ушла из дома.

Всю осень того года мать была без отца и в одиночку жала рис, молотила колосья, сушила. Когда Хёнчхоль пытался помочь, мать со словами: «Ты лучше учись», – отсылала сына домой. Забирая с собой младших детей копать батат на поле в горах, она опять отправляла его заниматься. Все возвращались с поля только к вечеру с полными тележками. Средний брат, лёжа у родника и смывая с рук налипшую землю, пожаловался, что он бы тоже лучше посидел за уроками, а не копал батат, и дерзко заявил матери:

– Мама! У тебя что, только старший сын особенный?

– Да! Только старший особенный!

Даже не задумываясь, мать дала сыну подзатыльник.

– Так мы тебе не нужны?

– Да! Не нужны!

– Ну тогда мы пойдем к отцу!

– Что?

Мать хотела ещё раз дать подзатыльник, но отвела руку.

– Ну ладно! Ты тоже особенный! Все вы особенные! Мои особенные! Идите-ка сюда!

И у родника зазвенел смех. Сидя в комнате за столом и слушая голоса матери и остальных детей, Хёнчхоль тоже расплылся в улыбке.

Однажды мать перестала запирать ворота на ночь. А с какого-то дня, накладывая всем рис, она стала наполнять большую отцовскую плошку и ставить её рядом с топкой. Пока отца не было, старший сын учился ещё усерднее. Мать не разрешала ему помогать на плантации или в поле. Даже когда она ругала младших детей, например, за то, что они не убрали разложенный во дворе перец, когда пошёл дождь, она старалась не повышать голос, чтобы не мешать старшему заниматься. Лицо матери, на котором лежала печать усталости и печали, просветлялось, когда сын что-то читал вслух. Мать осторожно открывала дверь комнаты, где он занимался, потом осторожно закрывала. Она неслышно заносила ему какой-нибудь перекус, например, варёный батат или хурму, и опять тихонько закрывала дверь. Зимой того года, в день, когда всё замело снегом, через открытые ворота вернулся отец. Кашлянув, он отряхнул у дома ноги от снега и открыл дверь в комнату. В те дни из-за морозов все спали в одной комнате. Подглядывая через щёлочки приоткрытых глаз, Хёнчхоль видел, как отец дотронулся до лба каждого из спящих детей и рассматривал их лица. Видел он и то, как мама поставила на стол рисовую плошку, которую отставляла для него возле топки, и как она достала поджаренные с кунжутным маслом листы водорослей, и то, как она молча налила ему рисового супа и поставила рядом с плошкой риса, будто отец никуда и не уходил на полгода, а просто вернулся вечером домой.

Когда после окончания учёбы Хёнчхоль устроился в компанию, где работает и по сей день, мать была расстроена. Жители деревни завидовали, что её сын устроился на работу в одну из крупнейших в стране корпораций, но мать даже не улыбалась в ответ. Когда он приехал к ней, купив по традиции с первой зарплаты нательное бельё, она выпалила в его сторону:

– А как насчёт твоего обещания?

Он сказал рассерженной матери, что проработает всего два года, чтобы заработать на учёбу.

Мать тогда была ещё молодой, она вдохновляла сына ставить цели и идти к ним.

Постоянно просить прощения мать начала после того, как привезла к нему сестру, как только та окончила среднюю школу. Мать отдала ему на попечение сестру, когда он ещё не успел накопить денег на учёбу, чтобы попробовать повторно сдать юридический госэкзамен, и чувствовала свою вину.

– Она же девочка… Ей обязательно надо продолжать учиться. Помоги ей, чтобы она смогла тут закончить школу. Не хочу, чтобы она осталась тёмной, как я.

Встретившись на Сеульском вокзале у башни с часами и передав пятнадцатилетнюю дочь на попечение двадцатичетырёхлетнего сына, мать уже собралась возвращаться, но предложила съесть по тарелке супа с рисом. Мать всё время перекладывала кусочки говядины из своего супа в тарелку сына. Он отнекивался, говорил, что столько не съест, но она продолжала вылавливать мясо из своей тарелки и перекладывать ему. Это она предложила пойти поесть, но сама так ни ложки и не попробовала.

– Вы не будете есть? – спросил он.

Мать ответила: «Буду. Сейчас буду…» – но продолжала лишь перекладывать мясо из своей тарелки в его.

– Но как же… как же твоя учёба? – мать положила ложку. – Я виновата перед тобой. Прости меня, Хёнчхоль.

Перед возвращением домой мать стояла на Сеульском вокзале в ожидании поезда, засунув свои грубые руки с коротко постриженными ногтями в пустые карманы, в глазах её стояли слёзы. Он тоже тогда подумал, что её глаза похожи на коровьи.

Он позвонил младшей сестре, которая была на Сеульском вокзале. На улице темнело. Услышав его голос, сестра молчала. Было понятно, она ждёт, что он первым что-то скажет. В объявлении были указаны телефоны всех братьев и сестёр, но сестре звонили чаще всего. В большинстве случаев это была ложная информация. Какой-то человек сказал: «Эта старушка у меня. Сейчас объясню, где я нахожусь», – и подробно объяснил, как к нему добраться. Когда сестра в спешке приехала туда на такси, под пешеходным мостом, о котором ей рассказали, была даже не женщина, а молодой мужчина. Он лежал на земле и храпел, пьяный до такой степени, что не проснулся бы, если бы кто-нибудь попытался его унести.

– Нету её.

Он услышал, как затаившая дыхание сестра вздохнула.

– Ты там долго ещё будешь?

– Ещё немного побуду… Объявления остались.

– Я подъеду к тебе. Давай хоть поужинаем вместе.

– Что-то не до еды.

– Ну давай тогда выпьем.

– Выпьем?

Сделав паузу, сестра заговорила:

– Был один звонок. Человек представился фармацевтом, он работает в аптеке рядом с рынком Собу в районе Йокчхон. Он сказал, что сын принёс и показал ему объявление. Сказал, что дня два назад видел женщину, похожую на маму… Она была в синих шлёпанцах. Они ей так натёрли, что на стопе была огромная рана. Нога покраснела до большого пальца, он ей помазал ногу мазью.

Синие шлёпанцы? Хёнчхоль