Конечно, никто не видел, раз в кафе находились толькопродавщица да я, и обе в момент исчезновения Ромео были заняты.

Я бросилась на улицу и позвала жалобно:

— Ромео…

В трех шагах от меня стоял парень с немецкой овчаркой наповодке. Он спросил:

— Таксу ищете?

— Да.

— Она побежала в подворотню.

— С какой стати ему бегать в подворотню? —подозрительно поинтересовалась я.

— Да его Лайма напугала, — равнодушно пожалплечами парень и отвернулся. А я бросилась в подворотню. Нырнула в низкую арку,где было почти темно, крикнула «Ромео!» и тут же рухнула на грязный асфальт,поскольку что-то очень тяжелое опустилось на мой затылок, надолго лишив меняспособности гневаться, да и всех прочих способностей тоже.

Последующие за этим событием сутки прошли как в тумане.Страшная качка, тошнотворный запах и чей-то визг — вот и все мои впечатления. Ято ли спала, то ли пребывала без сознания, а на мгновение очнувшись, не моглапонять, где я и что, черт возьми, происходит. Голова невыносимо болела, ипостоянно хотелось пить. И вдруг все разом прекратилось. Я открыла глаза,пробудившись и уже зная, что я — это я и кто-то, чтоб ему пропасть, огрел меняпо затылку, а теперь я лежу в просторной, светлой комнате с огромным окном, двестворки которого приоткрыты, и белые шторы плавно колышутся на ветру.

Я лежала в голубом платье, в котором вышла на прогулку, амои туфли стояли на коврике рядом. Кровать была огромной, полукруглой,застелена пушистым пледом, поверх которого я и лежала на горе подушек.

— Чудеса, — сказала я, радуясь, что не потеряласпособности удивляться, приподнялась на локтях и еще раз огляделась:серебристо-серый ковер на полу, бельевой шкаф, прикроватная тумбочка сночником, все очень прилично, но на гостиницу не похоже. Слева застекленнаядверь, должно быть, в ванную, чуть дальше еще одна дверь, широкая, с золоченымиручками и зеркалами.

Я поднялась и осторожно, стараясь не производить никакогошума, подошла к окну. Выглянула из-за занавески и открыла рот от удивления: внескольких метрах от окна плескалось море. Самое что ни на есть настоящее: сволнами, чайками и кораблем на горизонте. А между тем я точно знала, что в моемродном городе ничего подобного просто не могло быть. Высунувшись в окно, ясмогла увидеть бухту с крупной галькой вместо песка и тремя яхтами У причала,горы, заросшие деревьями, названия которых были мне неизвестны, и белоесооружение возле самой воды, которое можно было принять за что угодно: отресторана до загородного дома какого-нибудь чудака. Над его плоской крышейвысоко в небе гордо развевался флаг: бело-сине-красные полосы. Я зажмурилась,пытаясь вспомнить, как выглядит флаг Отечества, а потом с облегчениемвздохнула: я на Родине.

Из-за зеркальной двери послышался неясный шум, я на цыпочкахвернулась в постель и устроилась на подушках, сложив на груди руки илихорадочно соображая при этом, куда меня угораздило попасть. Море скорее всегоЧерное, обстановка дома довольно богатая, а атмосфера гаремная. Интересно, ктоздесь хозяин? А главное: зачем я ему понадобилась?

Дверь осторожно приоткрылась, я приоткрыла левый глаз,продолжая изображать бессознательное состояние, и увидела голову Гриши, онавозникла из-за двери, посмотрела на меня и исчезла со словами:

— Еще не очухалась.

«Мерзавцы», — мысленно прошипела я и приготовиласьтерпеливо ждать, что последует дальше.

Где-то через полчаса в комнате появился Славик, прошелся,насвистывая, затем устроился в моих ногах и, маслено улыбаясь, заявил:

— Анна Станиславовна, что-то подсказывает мне, что выдавно пришли в себя.

— Где Ромео? — не открывая глаз, прошептала я,подумала и добавила:

— Убийца…

— Помилуйте, Анна Станиславовна, ваш песик жив издоров, хотя, признаюсь, мы всерьез подумываем от него избавиться.

— Только попробуйте! — рявкнула я, села, поудобнееразместившись среди подушек и сверля Славика гневным взглядом. — Я думала,вы в тюрьме, — заметила с сожалением.

— С какой стати? — удивился он и позвал:

— Григорий…

Григорий незамедлительно возник в комнате, покосился напостель, но сесть не решился и замер у окна, опершись на подоконник.

— Как ваше ухо? — нахмурилась я.

— Здесь тебе не там! — прорычал он. — Так чтоне выкаблучивайся. Не то без башки останешься. — И прибавил обиженно:

— Стерва.

— Может, и стерва, — вздохнула я, — нокормить меня вы обязаны. Для чего-то я вам понадобилась7 Так как я в гости ненапрашивалась и это всецело ваша инициатива, проявляйте гостеприимство. Что унас сейчас, утро?

— Утро, — расплылся в улыбке Славик.

— Значит, я хочу свой завтрак.

— Вот тебе, — ехидно заявил Григорий,продемонстрировав мне кукиш.

— Хорошо, — кивнула я. — Умру отголода, — и на всякий случай закрыла глаза.

— Умирать совершенно необязательно, — медовымголоском заговорил худосочный. — Григорий немного нервничает. Что ты,Гриша? — повернулся он к компаньону. — Анна Станиславовна у нас вгостях, и мы ей рады. Ведь рады, верно?

— Рады, рады, — хмыкнул Гриша и скорчил премерзкуюрожу.

— Я не поняла, будет завтрак или нет? —попробовала я внести ясность.

— Будет, — проникновенно пискнул Славик и черезнесколько минут лично вкатил в комнату сервировочный столик. Два яйца, хлеб сшоколадным маслом, кофейник и стакан сока. Я выпила кофе и блаженно прикрылаглазки, потом сообщила хмуро:

— На завтрак только кофе и французскую булку.Ананасовый сок чуть позднее.

Григорий хмыкнул, а худосочный с готовностью кивнул.

— Конечно-конечно. Все, что угодно, Анна Станиславовна,все, что угодно…

— Где Ромео? — спросила я, прикидывая, чему этоСлавик так радуется.

— Э-э-э… Ромео — это ваша собачка, я полагаю?

— Само собой.

— Так вот. Мы пока не решили, стоит ли возвращать вамживотное.

— Я его утоплю, — подло хмыкнув, сообщил Гриша.

— Да, такое возможно, — опечалился Славик. —Если вы в ответ на наше гостеприимство не проявите добрую волю