тянуло. Наперекор всему, назло судьбе и тем, кто оставил его здесь, Флисиор спустился на нижний уровень космопорта, сел в электропоезд и вышел в зоне Мария-Кюри.

Он всё ещё плохо осознавал себя; каждая мысль, каждое решение давались с трудом. Несколько дней Флисиор бродяжничал, а потом устроился работать в буфет – и вот потекла для него странная, бессознательная жизнь.

Так проходили месяцы. Путешествуя из одной зоны в другую, Флисиор пытался восстановить в памяти то, что происходило с ним последние несколько лет. На каждом из мест работы из него извлекали чистый энтузиазм несколько раз в месяц по расписанию. Выходя из материализатора, он едва соображал, а потом страдал мигренью. Большого труда стоило бедняге оклематься. Вспомнив, наконец, основы своей профессии, он устроился консультантом в книжный магазин.

Это было время, когда Программу Культурной Доступности ещё не успели внедрить повсеместно. Существовали независимые издательства; в книжных магазинах можно было найти произведения, до которых не добралась цензура. Немногим позже монополистами книжного рынка стали только две крупных корпорации: издательство «Вялый обоснуй» и издательство «Издевательство». Первое занималось литературой для настоящих мужчин: бизнес-руководства, околонаучная фантастика и рассказы о бравых воинах различной степени адекватности. Второе издавало книги для дам: любовные романы, кулинарные энциклопедии и пособия Гвендельфины Куколки о том, как стать настоящей богиней. Поощрялось, чтобы книжный магазин был разделён на два отдела: мужской и женский. Если книга, написанная женщиной-автором, попадала на «мужскую» половину, то мог случиться скандал. Так в жителях империи поддерживались священные традиции гендерных различий.

Когда же Флисиор впервые переступил порог своего будущего места работы, такого порядка ещё не было. На полках царил хаос. Бедолага читатель, теряясь в названиях, просто не мог сообразить, какую бы книгу ему приобрести. Некоторые книги были даже без картинок. Женщины-авторы, которые не писали любовных романов, часто прятались под мужскими псевдонимами – чтобы не отпугивать аудиторию.

Зумбулянин проработал в магазине около двух лет, прежде чем стали появляться первые воспоминания. Всё это время он почти ни с кем не общался, а жил в мансарде. По долгу службы он много читал, и ему приходилось анализировать тексты. Однажды Флисиор изучал очередную книгу – и внезапно в его сознании вспыхнул мгновенный след прошлого: искусственный водопад посреди вычурного холла, пышные наряды гостей, любознательная дева, тощее лицо гувернантки… Флисиор вздрогнул и закрыл голограмму. Позже, овладев собой, он попытался соединить фрагменты. По мере того, как приходили воспоминания, мозаика всё дополнялась, пока частицы паззла не образовали полную картину… Завершающим штрихом стало то, что однажды в книгохранилище на глаза Флисиору попался его же роман – тот самый, который был опубликован ещё до встречи с Харальдюфом. Флисиор помнил далеко не все детали, однако теперь он точно знал, что именно с ним произошло.

Выслушав его историю, Исаак и Хельмимира ошарашенно молчали.

– Такие вот дела, – заключил Флисиор. – Всё было хорошо до тех пор, пока мою последнюю книгу не забраковали придворные критики… Проще говоря, от меня избавились, когда я надоел.

– Ты точно знаешь, что именно поэтому? – спросила Хельмимира.

– Да, я уверен, – ответил зумбулянин. – Я и раньше об этом слышал. Ходили слухи, что люди Харальдюфа «списывают» постаревших актёров и музыкантов… Я, если честно, не верил.

В комнате воцарилась тишина. Исаак и Хельмимира переглянулись.

– Если всё это правда, нужно срочно об этом рассказать, – произнесла, наконец, Хельмимира.

– За этим я и пришёл к тебе, – усмехнулся Флисиор. – А потом передумал…

– Почему? – удивилась мундиморийка.

– Думаю, будет лучше оставить всё как есть, – рассудил зумбулянин. – Если я заговорю, со мной расправятся…

– Ты хоть понимаешь, какую тайну раскрыл?! – воскликнула Хельмимира. – Ты не имеешь права молчать!

– Предлагаешь мне пойти против Харальдюфа?

– И против Харальдюфа, и против императора. К чёрту Программу!

– Ты ненормальная – больше и сказать нечего…

– Ненормальный тот, кто терпит над собой всё это скотство!

– Даже если расскажем – нам вряд ли кто-то поверит.

– Ещё как поверит! Подумай, скольких людей мы могли бы предупредить!

– Да, могли бы… А для тех, кого уже завербовали, они просто увеличат заряд – чтоб уж точно ничего не всплыло…

Хельмимира вновь умолкла, осекшись. Исаак тяжело вздохнул.

– Конечно, без твоего согласия я не стану ничего публиковать, – сказала Хельмимира, помолчав. – Но, знаешь, если поднять шумиху в прессе, Харальдюфу как бы то ни было придётся отвечать на обвинения – и вряд ли он посмеет что-либо с нами сделать… Так что подумай, Флисиор: мы могли бы изменить многое.

Было уже совсем светло, когда Исаак и Хельмимира оставили Флисиора одного. Ещё некоторое время после этого зумбулянин ходил на работу в редакцию «Свободы слова» – так, будто бы ничего не произошло. А потом он внезапно исчез, не вернувшись из поездки на Эстер-Ледерберг.

За несколько месяцев до своего исчезновения он говорил Исааку о том, что снова хотел бы написать роман – только ничего не выходит. Как и все граждане империи, сотрудники «Свободы слова» постоянно должны были отдавать свой чистый энтузиазм «на благо общества». Каждый раз выходя из материализатора, Флисиор жаловался, что чувствует себя разбитым. Его организм, в отличие от организма Хельмимиры, не мог вырабатывать много душевной энергии. Всё чаще он брал дополнительные выходные. Поначалу Хельмимира закрывала на это глаза, но спустя какое-то время стала вычитать из зарплаты.

Однажды Флисиор явился в редакцию на удивление рано. Бедняга, судя по всему, почти не спал; он казался бледнее, чем обычно; глаза будто впали. Его трагическая красота имела болезненный оттенок.

– Вчера кто-то прислал мне один из тех романов, что я написал для принца Брандомонда, – сказал Флисиор, когда поздним вечером пришёл в кабинет Хельмимиры.

Отвлекшись от вычитки статей, мундиморийка подняла на него удивлённый взгляд.

– И что бы это могло значить? – спросила она.

– Не знаю, – вздохнул зумбулянин, шумно опускаясь на бесформенное сидение перед столом. – Ты точно никому об этом не говорила?

– Ещё чего! – возмутилась Хельмимира.

– Может, Исаак проболтался?

– Довольно!

Голос Хельмимиры сделался резким; чуть наклонившись вперёд, она неотрывно уставилась на Флисиора.

– Ты что, так и будешь всю жизнь бояться любого шороха? – проговорила мундиморийка после паузы.

Флисиор вздрогнул и поднял взгляд.

– И что ты предлагаешь делать? – спросил он раздражённо.

– Я предлагаю поступить правильно, – без колебаний ответила Хельмимира. – Хватит молчать! Подумай об этом хорошо, Флисиор.

Спустя некоторое время зумбулянин стал вести себя спокойнее и даже повеселел, а потом попросился в отпуск на родную планету.

– Очень хочется увидеть отца с матерью, – признался он коллегам, покидая редакцию «Свободы слова». – Мы плохо расстались, и пришло время помириться.

Когда же Исаак и Хельмимира прибыли на Эстер-Ледерберг