В трубке по-прежнему стояла напряженная тишина. Элоиза затаила дыхание, понимая, что не в силах предсказать, как отреагирует ее мать — разозлится или расплачется.

— Ты могла бы поехать со мной, — предложила Элоиза.

Она не спрашивала Одира, можно ли ей взять маму с собой в Фаррехед, но была уверена, что муж не откажет в этой просьбе. В глубине души Элоиза надеялась, что мать на этот раз выберет ее, а не наркотики и своего супруга.

— Ты могла бы оставить папу и…

— Нет! Я… Здесь вся моя жизнь. Я знаю, что я здесь делаю. Я рядом с Дэвидом. Он нуждается во мне. А если я перееду в Фаррехед, все будет иначе. Я не буду знать, с чего начать, как…

«…Как быть тебе хорошей матерью» — эти слова не были сказаны вслух, но Элоиза и так поняла, о чем идет речь. Пристрастие Анджелины Харрис к наркотикам было слишком сильным, и у нее не было сил выбрать сложный путь: оставить мужа, выбрав дочь.

— Я получаю помощь. Правда! Но мне нужно делать это именно здесь.

«Без тебя», — мысленно закончила за нее фразу Элоиза.

Она словно взглянула на свою мать издалека, увидев то, что не замечала раньше, и поняла смысл, скрывающийся за ее словами. Анджелина Харрис принесла в этот момент свою жертву — единственную, на которую была способна. Она отпустила дочь, освободила ее от ответственности за себя, сняла с ее плеч это бремя.

— Надеюсь, что ты когда-нибудь приедешь погостить к нам с Одиром, мама. Но имей в виду — и ноги отца не будет в Фаррехеде.

Снова воцарилось молчание, но на этот раз оно означало взаимное согласие между матерью и дочерью.

— Я понимаю, — ответила Анджелина.

Они попрощались, и Элоиза, нажимая кнопку отбоя, подумала, доведется ли ей увидеть свою мать снова.

Подняв голову, она увидела, что Одир стоит в дверях комнаты. Падающий со спины свет очерчивал контуры его фигуры, оставляя лицо в тени.

— Ты все слышал? — спросила Элоиза, не в силах разглядеть его черты.

— Я услышал достаточно.

— Надеюсь, что мои слова о том, что отца не хотят видеть в Фаррехеде, не были слишком резкими?

— Если бы ты так не сказала, хабибти, я бы сам это ему сообщил, — ответил Одир.

Его слова немного согрели ее. Грустная улыбка играла на губах Элоизы, когда она проходила мимо мужа, направляясь в ванную.

Ей хватило и десять минут, чтобы принять душ, одеться, накраситься и привести в порядок волосы.

Выйдя из ванной, Элоиза нашла Одира в гостиной.

— Лимузин уже прибыл, — сказал он и протянул жене руку.

Она поняла, что пришло время исполнять свой долг — так же, как Одир уже исполняет свой, — и подумала: «Возможно, я и мой муж не так уж сильно отличаемся друг от друга».

2 августа, 05.00–06.00, Херон-Тауэр

Элоиза смотрела сквозь тонированные окна роскошного лимузина, который катил по тихим улицам. Последний раз она была в Лондоне много лет назад — вместе с Натали праздновала окончание учебы в университете. Город тогда был заполнен пьяными гуляками, выходящими из ночных клубов, но сегодня, в этот ранний час, за пуленепробиваемыми окнами машины мелькали лишь пустые дороги. С обеих сторон высились дома Флит-стрит, сложенные из темных каменных плит, — Лондон совершенно не напоминал Хатрен, столицу Фаррехеда с домами из светлого песчаника.

Элоизу внезапно охватила странная, непередаваемая словами ностальгия. Может, это было связано с тем, что рядом сидел ее муж? Она так устала. Они оба устали. Молчание, которое оба хранили, заполнило, казалось, весь салон элегантного автомобиля и все пространство в сердце Элоизы.

Одир наблюдал за женой. Она прижалась лицом к окну лимузина, словно ребенок, рассматривающий то, чего прежде не видел. Что-то в Элоизе изменилось. Это уже была не та женщина, на которой он женился. Одир вспомнил, что прежде считал ее сделанной из хрупкого фарфора, под которым скрывалось холодное, расчетливое сердце. А когда сегодня она вошла в зал приемов в Херон-Тауэр, Элоиза была наполнена энергией и решимостью, вызвавших румянец на ее щеках. Но теперь… Теперь казалось, что она что-то утратила, еще больше отдалилась от Одира — и ему это не нравилось. Он и раньше ненавидел молчание, но сейчас оно напомнило ему о завесе скорби, опустившейся на Фаррехед после смерти его матери — словно вся страна умерла вместе с ней.

— Пресс-конференция состоится в восемь утра, — произнес Одир, хотя Элоиза это уже знала.

Он заговорил лишь для того, чтобы нарушить тягостную тишину.

Она кивнула.

— Затем мы отправимся в Фаррехед на похороны отца.

Элоиза снова кивнула.

— Я буду невероятно занят в течение следующих нескольких месяцев и хочу, чтобы ты знала, что это не из-за тебя, а потому, что так нужно для моей страны.

— Я понимаю.

Эти слова только еще больше расстроили Одира, потому что прозвучали, словно покорный ответ на объявление наказания.

— Когда все это уладится, я обещаю тебе, что мы найдем способ привезти твою подругу в Фаррехед, и между нами воцарится согласие.

— Понимаю, — повторила Элоиза, по-прежнему глядя в окно на улицы Лондона.

Одира охватило чувство, близкое к панике. А вдруг жена плохо себя чувствует?

— Ты в порядке?

— Да.

— Ты, должно быть, устала. Ты не спала с семи утра вчерашнего дня.

— Так долго?

Сердце сжалось от бесстрастного тона ее голоса, в голове мелькнуло: «А ведь всего два часа назад Элоиза выкрикивала в экстазе мое имя».

— Время бежит вперед, не считаясь ни с кем, даже с королевой, — сказала она, слабо улыбнувшись.

Одир отпустил потолочный поручень, за который держался, только сейчас осознав, как крепко его сжал — еще немного и сломал бы. Может, снова поцеловать жену? Он отчаянно пытался что-то сделать, чтобы вернуть ту страсть, которую оба ощутили в этот вечер.

Когда Одир впервые познакомился с Элоизой, она была полна света. Но теперь он пришел в выводу, что этот свет вспыхивал в ней, лишь когда рядом не было ее отца.

Одир принял согласие Элоизы выйти за него как должное. Ему как-то удалось убедить себя, что она этого хотела. Но теперь, вспоминая их разговоры во время помолвки, Одир понимал: то, что казалось ему доверительными отношениями между ним и его невестой, было лишь вежливым обменом фразами. Он даже не пытался узнать ее лучше — лишь сгорал от страсти, которая чуть не погубила его страну.

После свадьбы он твердил себе, что у него нет времени на общение с женой, но это было лишь отговоркой. На самом деле он избегал ее, потому что трусил. Боялся взять то, что хотел.

Оглядываясь на бесконечные ночи, которые провел в дальнем конце дворца, отделенный от Элоизы пустыми комнатами и чувством долга, Одир чувствовал, что его жена стала для него источником невероятного искушения. На людях она вела себя безупречно: с достоинством, но человечно.