— А я уверен, что именно так надо, — перебил его Одир и подумал, что правильно начал свое правление — объединился с Джарханом и Элоизой. Он хотел этого. Не ради Фаррехеда, не ради своего народа, а ради себя.

Джархан оставил королевскую чету, чтобы подготовиться к пресс-конференции. Одир отпустил своих охранников и повел Элоизу в частные апартаменты королевской семьи, расположенные на четвертом этаже посольства.

Они были куда меньше дворца в Фаррехеде, но Одир и Джархан в детстве с нетерпением ждали, когда смогут приехать сюда на каникулах.

Одир шагал по богатому бордовому ковру с замысловатым узором, а в дальнем уголке памяти звучал смех детей и голос матери, зовущей их. Он больше никогда не услышит ее голос снова, как и голос отца. Его родители умерли.

Но пока нельзя позволить себе поддаться горю.

Элоиза посмотрела на Одира с состраданием. Похоже, эта женщина может читать все его мысли. Он не видел ее целых шесть месяцев и не занимался с ней любовью до вчерашнего вечера, а теперь она, возможно, беременна его ребенком.

На мгновение Одиру показалось, что он не выдержит того, что разом обрушилось на него: смерть отца, откровения жены о ее отце и Джархане… Все это кружилось в его измученном уме.

Элоиза взяла карточку, которую дал Одиру Малик, набрала написанный на ней код на электронной панели рядом с дверью, а затем повернулась к мужу и улыбнулась. У Одира перехватило дыхание при виде озорного выражения ее лица. Такой он свою жену еще никогда не видел.

— Ощущаю себя героиней шпионского боевика.

— Ну я-то точно смогу убить противника одним мизинцем. — Шутка сама сорвалась с языка Одира.

Элоиза так славно рассмеялась — открыто, раскованно, — толкнула дверь и продолжила разговаривать с ним через плечо. В этом было что-то до странности уютное, домашнее.

— Ты очень хорошо поступил с Джарханом, — сказала она, входя в апартаменты.

— Хорошо?

— Да, по-доброму.

— Доброта тут ни при чем. Он ведь мой брат.

— М-м-м…

— Что это означает?

— Ничего… Ну, мне просто интересно, что бы ты сделал, застав нас целующимися, если бы Джахар не был геем?

Элоиза повернулась, снова взглянув на Одира голубыми глазами. Шутит она или говорит всерьез?

— Я бы женил его на двоюродной сестре.

— Ужасная судьба, я уверена.

Элоиза опять улыбнулась — словно солнце выглянуло из-за облаков.

— Видела бы ты ее!

— Значит, у вас есть чувство юмора, ваше величество?

— Тс-с! Не говори никому.

Тень пробежала по ее лицу.

— Я помню, как в дни нашей помолвки, когда мы ощущали неловкость, ты всегда мог разрядить атмосферу своими шутками.

Одир тоже это помнил.

— Раньше я думала… — начала Элоиза и осеклась, словно не зная, стоит ли продолжать.

Затаив дыхание, Одир пристально посмотрел на жену, отчаянно желая, чтобы она поделилась с ним своими мыслями.

— Раньше я думала, что ты мой прекрасный принц, — призналась Элоиза, плюхнувшись в кресло, обитое бархатом, — что ты придешь и спасешь меня от моего злого отца.

— Я все еще могу это сделать.

— Разве в наши дни принцессы не должны уметь сами за себя постоять? — спросила она, и Одир расслышал в ее голосе нотки неуверенности.

— Ты уже попыталась, хабибти.

— И ты нашел меня.

Одир глубоко вздохнул:

— Я бы не смог тебя отыскать, если бы Малик не сказал мне, где ты скрываешься. Думаю, он открыл твой секрет только из-за смерти моего отца.

Элоиза посмотрела на свои руки.

— Как тебе это удалось? — спросил Одир.

— Что?

— Убедить одного из самых преданных людей, которых я знаю, предать меня.

Она грустно улыбнулась.

— Тебе станет легче, если я скажу, что речь не идет о предательстве? — Элоиза вздохнула. — Он знал о Джархане.

— Неужели я единственный, кто ничего не подозревал?

— Нет. Но Малик знал, потому что отвечает за вопросы безопасности. А Джархан боялся, что эта информация, попади она в руки врагов Фаррехеда, могла повредить авторитету королевской семьи.

— Но ведь Малик достал для тебя фальшивый паспорт вовсе не поэтому.

— Нет… После того как ты велел мне убираться из дворца, Малик последовал за мной. Когда он вошел, я как раз бросала вещи в чемодан и разговаривала с отцом по телефону с включенной громкой связью. Я просила разрешения вернуться домой, но отец был против. Сказал, что, если я только покажусь в Англии, я больше никогда не увижу маму, потому что он отправит ее в клинику и напустит на нее всю мировую прессу.

Одир слышал, как дрожит голос жены, и мог только представить себе, как она испугалась в ту ночь.

— Я… Я никогда не чувствовала себя более беспомощной. Да, я была принцессой, женой будущего правителя Фаррехеда, но я ничего не могла сделать. Не могла вернуться к тебе, не могла поехать домой. Малик оборвал мой разговор с отцом, усадил меня и заставил рассказать ему все. Целых пять часов мы обсуждали разные варианты и придумывали план моего побега. Я спросила Малика, почему он готов мне помочь.

— И он тебе сказал? — спросил Одир, сомневаясь, что Малик признался бы, что история Элоизы проняла его, напомнила о его собственной судьбе, ведь единственными людьми, которые знали о прошлом Малика, были семья Малика и Одир.

— Он сказал лишь, что станет мне помогать, если ему будет известно, где я и под каким именем живу. Теперь я вижу, что он помог не мне, а тебе.

Казалось бы, Элоиза должна была расстроиться из-за этого открытия, но ей было приятно, что Малик искренне заботится о ее муже. Одир окружен сотнями людей, и все готовы ему служить и защищать его, но никто не заботился о нем. Никто не ставил его интересы выше собственных.

После смерти матери мальчик оказался оставленным на произвол судьбы в руках отца, подкошенного горем, который считал, что сын желает отобрать у него власть. Шейх Аббас не доверял и отвергал того, о ком должен был заботиться. А Элоизе было известно, насколько это больно, когда тебя не любят родители.

Но она любит своего мужа. Это знание все больше укреплялось в ее душе, распространялось там, как лесной пожар.

Элоиза встала со стула и прошла через богато декорированную гостиную в не менее роскошную спальню.

Вид огромной кровати изящной работы напомнил о жарких поцелуях Одира, от которых до сих пор немного саднило губы. Элоиза прикрыла рот ладонью, чтобы преградить путь словам новообретенной любви, готовым сорваться с языка.