Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы прямо настоящий рыцарь, мастер Чехов, — произнесла Елена с ноткой грусти.
— Увы, нет. Но стараюсь быть таковым.
Елена Анатольевна сделала глоток чая и задумчиво посмотрела в окно.
— Красивый вид, — протянула она, глядя на набережную.
— Вы даже не представляете, как прекрасен из этих окон рассвет, — ответил я.
Свиридова обернулась, и с явным интересом посмотрела на меня. И в ее глазах мелькнуло лукавство. Но я был невозмутим, и развивать эту тему не стал. Вместо этого уточнил:
— Вы пришли для того, чтобы посмотреть на набережную из окна моей гостиной? Или поговорить про Васильева.
Елена Анатольевна вздрогнула, словно выходя из ступора, и тяжело вздохнула:
— У вас получилось испортить момент, Павел Филиппович.
— Но я оказался прав, так? — с улыбкой продолжил я, не купившись на манипуляцию.
Девушка покачала головой:
— Не совсем. Просто хотела узнать, подумали ли вы над моим предложением?
— О переходе в ваш кабинет?
— Верно. Я ведь понимаю, что Васильев не смог пройти мимо молодого адвоката, который сумел привлечь к себе внимание общественности.
— Вы преувеличиваете, — я отмахнулся. — Про дело Галицкого знаете только вы и ваша клиентка…
— Заблуждаетесь, — девушка снисходительно усмехнулась. — Ваша встреча с хозяином мануфактуры не осталась незамеченной. Многие были в курсе происходящего, просто не вмешивались в разборки аристократки и челяди.
Меня покоробило последнее слово, но я сумел сохранить лицо.
— К тому же по городу прошел слух, что вам удалось принудить портового управляющего выплатить компенсации уволенным работникам.
— Слухами земля полнится, — заметил я беспечно, а из угла комнаты раздалось едва слышимое хихиканье.
— Про историю с мертвой свидетельницей и говорить не стану. Во многих гостиных еще долго будут гулять шутки про почти живую девушку, которую адвокат оставил в кабинете жандарма.
— Виновен, — вынужден был признать я.
— И потому, я очень хорошо понимаю, что Васильев решил забрать вас под свое крыло. Но с ним вы не сможете получить хороших заказов и сделать имя адвоката Чехова громким.
— Судя по вашим словам, мне удалось это сделать без помощников и покровителей.
Девушка едва заметно скривилась, но тотчас вернула лицу спокойное выражение.
— Вы отказали Васильеву? — она бросила на меня колкий взгляд.
— В его кабинете я работать не собираюсь, — уклонился я от прямого ответа. — Увы, как я уже говорил, я неправильный аристократ. И мне нравится поддерживать простолюдинам. Кто им поможет, если не я?
— Желающих масса, Павел Филиппович, уверяю вас.
Я покачал головой:
— Это не желающие. Зачастую это люди, которые отбывают на дежурствах повинность. Не все, конечно, но многие. Очень многие.
Девушка удивлённо подняла бровь:
— То есть вы хотите сказать, что всю жизнь будете заниматься делами по распределению?
Я вздохнул:
— Знаете, Елена Анатольевна, няня в детстве читала мне одну занятную сказку. Про доброго доктора, который бесплатно лечил зверушек. Потому что ему нравилась его профессия. Так уж сложилось, что родители работали почти круглые сутки. И мной занималась добрая женщина с рабочей окраины. У которой тоже были свои дети. Но она их почти не видела.
— Какая трогательная история, — произнесла Свиридова. Но судя по выражению ее лица я понял, что на няню адвокатессе было наплевать. Равно как и на сказку. Да и в голосе гостьи я уловил плохо прикрытый сарказм.
— Жаль смотреть, как вы хороните свой талант, Павел Филиппович, — со вздохом продолжила Елена.
— Я считаю иначе, — ответил я. — К тому же «хоронить» для некроманта не звучит фатально.
— Уверена, что помощь Гордею очень помогла обществу Империи. Наверняка весь район вздохнул с облегчением, когда этот головорез попал в острог.
— Парень был невиновен в преступлении, в котором его пытались обвинить, — ответил я. — Никто не должен отвечать за чужие грехи Когда он будет виноват и жандармы смогут это доказать — он уедет на каторгу.
— Только к этому времени, на его руках будет кровь не одного рабочего, — возразила девушка. И в ее глазах я заметил огоньки разгорающейся злобы.
— Ну, когда аристократ убивает простолюдина, то это даже не рассматривается жандармами как преступление, — спокойно произнес я. — А если какой-то честный дознаватель и заведет дело, то в качестве наказания будет назначен штраф. На который вы же и выведете, если вас наймут для защиты. И вряд ли вы будете думать о крови безвинных на руках убийцы, когда будете защищать его в суде.
Свиридова недовольно засопела, но я спокойно продолжил:
— Давайте откровенно: как специалист я вам неинтересен. Все дело в том, Елена Анатольевна, что вам во второй раз сказали слово, которое вы раньше не слышали.
— Неужели? — девушка прищурилась. — И о чем речь?
— Это слово «нет». И это вас ломает. Я уверен, что вы привыкли, что с вами всегда соглашаются. Простые люди боятся вашего происхождения, бастарды опасаются вашего отца. Вернее поста, который он занимает. А дворяне…
Я замолчал, но девушка смотрела на меня в упор, ожидая ответа:
— Не останавливайтесь, пожалуйста, Павел Филиппович. Я хочу узнать продолжение.
Я пожал плечами:
— Вы красивы. Бываете обаятельной и кокетливой. Так что думаю, аристократам сложно отказать вам в просьбах.
— То есть вы хотите сказать…
— Я хочу сказать то, что вы и сами знаете, — прервал ее я. — И, упаси Искупитель, я не намекаю на что-то пошлое. Обычные женские чары.
Свиридова неожиданно улыбнулась:
— Только вот на вас эти чары не работают. И это… интригует
— И не заработают, — заверил ее я. — Можете менять тактику. Здесь вам сказали «нет». И сначала это диковинное слово вас обескуражило. Потом вызвало гнев. Дальше будут торги, а затем вы с удивлением признаете, что и вам могут отказать.
Я ожидал новой волны злобы в свой адрес, но Елена Анатольевна медленно растянула губы в улыбке. Потом она завела руку за голову и сняла с волос заколку. Как и в моем воображении ее локоны тяжелой волной упали на спину. Тонкий аромат жасминового шампуня достиг моего носа.
— А если я зайду с вами чуть дальше, чем с остальными аристократами? — вкрадчиво проворковала она.
— Что…
— Я имею в виду? — мягко продолжила девушка и закинула ногу на ногу. — Что вполне могу пойти чуть дальше…
Но я только покачал головой:
— Не зайдёте. Может быть зашли бы, если были свободны. И вам было наплевать на сестру, которая проявляет интерес к моему с ней общению и не простила бы вам подобного. Но увы, у вас есть избранник.
Девушка склонила голову:
— То есть, вам жаль, что у меня имеется жених, Павел Филиппович? — лукаво уточнила она. — Только это вас останавливает, я правильно понимаю?
— Это не имеет значения, — спокойно ответил я и сделал глоток чая.
Фраза прозвучала двусмысленно. И Елена Анатольевна кивнула, видимо, удовлетворенная ответом. Наверняка собеседница выбрала вариант, который устраивал ее и тешил ее самолюбие. Она отставила чашку и встала с кресла:
— Прошу меня простить, Павел Филиппович. Я задержалась у вас в гостях. А у меня ещё много дел. Вечер занят приятными заботами.
— Позвольте, я вас провожу, — ответил и поднялся на ноги.
У самой двери девушка повернулась и оказалась очень близко ко мне. Я не сдвинулся с места, вдыхая запах ее духов. Отчего-то мне показалось, что если я отступлю, она как хищная кошка шагнет следом. И каким бы холодным я ни пытался казаться, все же не был уверен, что смогу удержаться от желания коснуться ее губ, которые слегка приоткрылись.
— Хорошего вечера, княжич, — произнесла девушка и попятилась. Чтобы потом развернуться и выйти за порог.
Ее каблуки стучали по каменной дорожке, чтобы стихнуть вдали.
Я зажмурился, пытаясь справиться с частым сердцебиением. Потом выдохнул и тряхнул головой. Играть со старшей сестрой Свиридовой в эти игры мне точно не стоило. И дело не в Наталье, которой по сути я ничего не должен. Елена Анатольевна и впрямь могла вскружить голову. При этом она была умна, красива и безнадежно несвободна.
— И заколку свою оставила, — задумчиво сказала Любовь Федоровна, которая оказалась рядом. — Не удивлюсь, если только для того, чтобы потом вернуться за вещицей. Хитрая и опасная девица. В следующий раз я ей кирпич на голову скину, хочешь?
— Спасибо, но в таком случае, она может стать вашей соседкой.
Выругавшись, Виноградова просочилась в подвал.
Оранжерея… будет позже
Я подошёл к столу Арины Родионовны. И заметил на краю запечатанную сургучом картонную папку, которой днём не видел. С интересом осмотрел ее и решил не церемониться.
— Любовь Федоровна.