— Ненормированный график — это уже слишком, — проворчала женщина, вновь появившись в центре приемной. — Я буду требовать доплаты за переработку.

Я уточнил, указывая на картонную папку:

— Не знаете, что это?

Любовь Федоровна подлетела к столу и нахмурилась, рассматривая обложку и словно пытаясь вспомнить, откуда она здесь взялась. А затем хлопнула себя ладонью по лбу:

— А, тьфу ты! Совсем забыла. Это тебе привез курьер.

— Он оставил ее на пороге?

— Пришлось открыть ему дверь, потому что дома никого не было, — словно ребенку пояснила мне Виноградова. — Он прошел в приемную, звал адвоката Павла Филипповича. Но он, ясное дело, не откликнулся. Потому что дома никого не было. Пришлось следить за ним, чтобы парень, не дай Искупитель, не стащил чего.

— И что?

Призрак развела руками:

— Оставил папку и сразу не ушел. Постоял немного, а потом и впрямь полез шариться по столу.

— Вот как? — неприятно удивился я.

— Я обрадовалась, решив, что мне попался воришка, которого можно наказать. Но он оказался не пройдохой, — женщина тяжело вздохнула. — Нашел листок бумаги и карандаш и нацарапал записку.

— И где она?

— Убрала, чтобы ее не унесло сквозняком, — спокойно ответила Любовь Федоровна.

— Каким сквозняком?

— Я иногда открываю окна или форточки, когда никого нет дома, — пояснила призрак.

— Зачем? — не понял я.

Любовь Федоровна насупилась и весь ее вид словно бы говорил, что она разговаривает с неразумным:

— Потому что свежий воздух полезен.

— Кому? Призракам?

— Вот какое тебе дело, Павел Филиппович, — разозлилась собеседница. — Я слежу, чтобы в дом не проникли всякие жулики. И не украли твою заначку в ящике стола твоей комнаты. Вернее, то, что от этой заначки осталось. К слову, не так много, как ты думаешь.

— Откуда вы знаете, что я думаю?

— Тратишь ты весьма охотно. Будто там мильоны лежат.

— Лазить по чужим ящикам и трогать чужие вещи неприлично, — сделал замечание я.

— Ну. подай на меня в суд, — фыркнула призрак и развела в стороны руки. — К тому же стол мой. Ящик в нем тоже. А значит…

Я поморщился: Любовь Федоровна села на своего любимого конька, намекая мне, что я живу в этом доме на птичьих правах.

— И где записка? — я решил не спорить с Виноградовой.

Она растерянно оглянулась и взволнованно сказала:

— Не помню. Главное, точно хотела, чтобы ее не сдуло ветром. И…

— Вы же наверняка читали эту записку? — вкрадчиво уточнил я у призрака.

— Не специально, — призналась Любовь Федоровна и смущенно потупилась. — Оно само так получилось.

— И что там было написано? — хитро прищурился я.

Призрак нахмурилась:

— Документы для адвоката Чехова от мастера Васильева, — ответила она. — За точность не ручаюсь, но смысл такой.

Я с сомнением посмотрел на лежавшую на столе папку:

— А в папку не заглядывали?

— Что я там забыла? — возмущенно фыркнула призрак. — Документы же это не амурная записка. И не журнал «Сплетни недели». Что там интересного?

Я осторожно взял папку в руки. На сургуче виднелся оттиск печати главы адвокатской палаты.

— Ох и параноик ты, Павел Филиппович, — произнесла стоявшая за моим плечом призрак.

Я ощутил холод, который сковал все внутри. Призрачная дама прошла сквозь меня, чтобы заглянуть в папку.

— Бомб и порошков нет, — ответила она после недолгой паузы. — Как и всяческих проклятый предметов. Только бумаги.

— Спасибо, — поблагодарил я призрака.

— Не за что, — буркнула призрак и поправила волосы на лбу. — Больше вам ничего не требуется?

— Ничего. И еще раз извините за беспокойство.

— Я запишу себе дополнительные часы к графику.

— А у вас есть график? — удивился я. — Хотелось бы ознакомиться с этой бумагой. Я ведь должен его одобрить. И контролировать ваше нахождение на рабочем месте…

— Ой, все, — отмахнулась Виноградова. — Лишь бы сэкономить на сотрудниках.

Напоминать Любовь Федоровне, что в нашем соглашении не оговорена сумма зарплаты, я не стал. Еще расстроиться на ночь глядя и будет полночи рассказывать мне о несправедливости бытия и посмертия.

— Я ухожу по своим делам. И прошу меня более не беспокоить, — гордо сообщила мне Виноградова и негромко добавила, — если что — зови.

Я взял папку и прошел в кабинет. Свежий воздух и впрямь был приятнее спертого. Задернув шторы, я включил лампу, сел за стол и вскрыл печать канцелярским ножом. Вынул листы.

Осмотр места преступления, перечень улик, протоколы допроса свидетелей, стопка копий фотографий. Я прочел описания, оценил найденные улики.

И довольно улыбнулся.

С точки зрения доказательной базы, дело было шатким. А суть была проста: трое людей в черной одежде и масках ворвались днем в отделение Императорского банка. Угрожая оружием, они заставили всех лечь на пол. Затем оглушили охранника, который даже тотемы призвать не успел. И захватив в заложники администратора, открыли хранилище. После чего забрали все деньги в мусорном мешке и скрылись на автомобиле без номеров. При этом ячейки с ценностями вскрывать не пытались. И не тронули драгоценности посетителей и сотрудников. Хотя судя по снимкам, которые были сделаны на месте, я заметил довольно дорогие украшения на некоторых дамах.

Действовали ребята профессионально. Никто из них не активировал боевую стойку, чтобы не засветить тотемы. Охранника один из разбойников оглушил прикладом автомата. Всех присутствовавших они уложили лицом в пол и связали за спиной руки стяжками. На пластике нашелся токсин неизвестного происхождения, парализующий человека и вводящий его в измененное состояние. И как следствие, ни один из свидетелей не смог точно описать ни одного из налётчиков. Отпечатков пальцев тоже обнаружено не было.

Через несколько дней в квартире, где проживал Степан, сын Дамира, провели обыск. Как указано в протоколе «по доносу небезразличного гражданина, пожелавшего остаться неизвестным». В небольшом тайнике нашли часть денег. Парень взял вину на себя и отправился в острог. А на допросе сказал, что не знает имён подельников. И описать их не может. К тому же он путался в показаниях и хорошо ориентировался в них только, когда звучали прямые вопросы.

Я задумчиво откинулся на спинку кресла. Картинка, в общем-то, вырисовывалась достаточно яркая.

Полагаю, Степана не было даже на пороге банка в тот день. А одним из разбойников был или его отчим, или кто-то из приятелей. А сам отчим, вероятно, принял деньги на сохранение или отмыв. Он же и уговорил наивного парня взять все на себя, рассказав, что за разбой отчим получит рецидив и уедет на каторгу скорее всего надолго. А паренёк по первости отделается малым сроком. Тем более что отягчающих обстоятельств нет. Наверняка приемный родственник окажет ему всяческую поддержку в остроге и на каторге.

Осталось только доказать эту историю. А для этого нужно уговорить парня изменить показания. Или надавить на отчима. Оба варианта были хороши. Но для второго варианта нужен был какой-то материал. Потому, что вряд ли бывалый каторжанин после разговора со мной вдруг проникнется и сразу напишет явку с повинной. Где искать компромат я пока не знал. Ладно, завтра я постараюсь поговорить с парнем в остроге. А дальше уже решу, к какому варианту прибегнуть. Что-то мне подсказывало — легко не будет. Парня сейчас считали виновным и его угораздило признаться в преступлении.

— Разберемся, — пробормотал я, собирая бумаги.

Взгляд невольно задержался на снимке сына Васильева на фоне ростовой линейки. Парень был достаточно высоким, худощавым, с хмурыми глазами на узком лице. На скуле виднелся довольно четкий кровоподтек. На ладонях темнели синие партаки, поплывшие и неровные. Наверняка в приличном обществе за такие было бы стыдно, но парень не стеснялся рисунков и, кажется, даже выставлял их напоказ.

Угадать в нем родственника главы адвокатской палаты можно было с превеликим трудом и с большой натяжкой. Лишь форма носа была характерной, да цвет волос. Парнишка напрасно решил пойти по кривой дорожке. Ему вряд ли пояснили, насколько серьезным будет наказание за ограбление банка, да еще и в составе группы.

Я обернул папку резинкой и убрал ее в стол.

Теперь надо вернуться к делу Регины.

— На чем я остановился? — пробормотал я и потер переносицу.

Точно! На оранжереях.

Взглянул на лежавший на столе листок. Итак, мужчина купил все ландыши в оранжереях. И…

Размышления прервал зазвонивший в кармане телефон. Я вынул аппарат, взглянул на экран, на котором высвечивался номер Беловой. Нажал на кнопку, принимая вызов:

— Слушаю очень внимательно.

— Чехов, подскажи мне, как тебе удаётся оказаться в ненужном месте и в ненужное время? — послышался в динамике строгий голос Алисы.

— Ты про взрыв? — уточнил я, и не дождавшись ответа, произнес. — Так сложилось. Я не специально.

— А Иванова до истерики тоже не нарочно довел? — спросила девушка.

— Это тоже