— Есть гаденыш, зовут Николай Молодых. Налетчик, тертый, но в тюрьме ни разу не сидел. Почему-то его всякий раз отпускали.

— При Мойсеенке такое было сплошь и рядом, — выругался Лыков. — Вот и развели в Первопрестольной безнаказанность.

— Где живет Болгарин, известно? — перебил стенания начальства грек. — Он ведь не скрывается, под своим паспортом ходит?

— Чего ему скрываться, если перед нами он чист? — Телятьев вынул записную книжку и зачитал адрес. — Швивогорская улица, дом Ерошенко.

— Надо обложить парня как следует, подпереть осведами, — загорелся статский советник. — Я сейчас же телефонирую Кошко.

— Аркадий Францевич команду уже отдал. Я доложил ему о подслушанном разговоре.

Сыщики стали совещаться. Можно арестовать барыг и отобрать у них браслет. Они тут же сдадут Кольку Болгарина. Участие в вооруженном нападении с жертвами — тяжкое преступление. Москву с губернией только что перевели из чрезвычайного положения в положение усиленной охраны. Виселицу уже не приговорят, но двадцать лет каторги обеспечено. Но это если удастся доказать, что Молодых участвовал в том налете. А он заявит, что выиграл браслет в «железную дорогу» у неизвестного. И конец агентурной разработке… Более перспективным будет следить за всей компанией. И попытаться выйти через нее на атамана. Кроме того, не нужно мешать сверкальцам попасть в Варшаву. Тамошние сыщики большие мастера, они барыгу не упустят, возьмут с поличным. Следует использовать прокол жадного налетчика по полной.

Еще они решили не сообщать полученных сведений другим членам группы. Мало ли что.

Лыков пошел к директору, объяснил ситуацию и подписал командировку в Москву для себя и помощника. Новоиспеченный тайный советник повздыхал и сказал:

— Езжай. Когда вернешься, меня тут уже может не быть.

— В Сенат переберешься, Крокодил Петрович?[36]

— А ты думаешь, мне просто так чин дали? Готовят.

— А кого метят на твое место? Если Харламова, то ничего, жить можно.

— Нет, его не поставят. Останется в вице-директорах. Есть мнение поднять Виссарионова, но говорят и о Белецком.

— А вот это уже плохо!

Коллежский советник Степан Петрович Белецкий был креатурой самого Столыпина. Пока он, как и Лыков, занимал должность чиновника особых поручений при министре сверх штата. Но при такой лапе мог быстро выскочить на самый верх. Человек беспринципный, карьерист и интриган станет начальником. М-да…

Три сыщика отбыли в Первопрестольную. Первым делом они явились в Малый Гнездниковский. Кошко сообщил им новости. К Кольке Болгарину удалось подвести некоего Рыбкина, содержателя подпольного публичного дома в Большом Головином переулке. Налетчик зачастил к девкам и сорил там деньгами. На квартиру по Швивогорской улице зашел неизвестный человек, поговорил с жильцом и незаметно исчез. Хозяин дома, завербованный полицией, не увидел, как тот уходил. Высокий, плотный, подворачивает левую ногу… Точно так же хромал человек, которого мельком видел в окно квартиросдатчик покойного вахмистра Подшибякина. Неужели это одно и то же лицо? После того посещения вахмистра нашли мертвым. Болгарин жив-здоров, не вылезает из притона. Однако наблюдение за ним больше ничего не дало. Банда осторожничала.

Так прошло три дня. Питерцы засиделись без дела. Колька шлялся по трактирам, но ни с кем не заговаривал, пил и ел в одиночестве. Вызвал на беседу в «Голубятню»[37] Добина, требовал быстрее толкнуть кле. Отослал матери в Саратов сто рублей. Сходил в «Золотой якорь», что в Сокольниках, сыграл в кегельбан. В буфете познакомился со звездочками-колибри — так назывались каскадные певички, исполнявшие вчетвером скабрезные куплеты. Самую грудастую из них, мадемуазель Эржи, бандит увез к себе и пользовал до утра. Никаких важных улик сыщикам это не дало.

Алексей Николаевич стал проявлять нетерпение:

— У Кольки денег — карманы рвутся. Так мы до Покрова будем за ним следить и ничего не узнаем. Предлагаю взять молодца.

Влез с новостями Кошко:

— Пришла телеграмма из Варшавы. Коллеги повязали целую команду скупщиков. Браслет отобрали. Наш блатер-каин[38] Соколов оказался не просто рядовой деляга. Он служил прежде в Привисленском крае и имел там целую систему сбыта. Если бы не вы, господа дознаватели, мы бы еще долго этого не узнали. Так что от меня уже благодарность.

— Значит, берем Кольку Болгарина? — ободрился статский советник.

Но начальник МСП тут же сменил тон на укоризненный.

— Алексей Николаевич, а кто меня учил много лет назад, что главное достоинство сыщика — это терпение?

— И меня! — крикнул из своего угла Азвестопуло.

— Так что… предлагаю ждать.

Скрепя сердце, делопроизводитель согласился. И его товарищи оказались правы. Через два дня «красная шапка»[39] принес в Большой Головин письмо на имя Николая Молодых. Скок прочел послание, посерьезнел и стал собираться. Записку он порвал на мелкие кусочки, но Рыбкин сумел их собрать и склеить. Там было написано: «В “Гренаде” завтра в пять».

Сыскные пришли в боевую готовность. «Гренада» — меблированные комнаты в конце Тверской, пользующиеся дурной славой. Полиция не имела в них осведомителей. Пришлось запереть улицу с двух сторон и подослать двух переодетых агентов в тамошнюю биллиардную.

Все эти предосторожности не помогли. Встреча Болгарина с неизвестным лицом состоялась. Она длилась не более трех минут. Очень быстро скок вышел на улицу и двинулся в сторону Триумфальной площади. Он почти бежал и все время оглядывался. Азвестопуло понял, что его предупредили о слежке, и решил арестовать бандита. Однако не успел. Он махнул помощнику, надзирателю МСП Узлову, и сыщики бросились наперерез Кольке. Но тут их внезапно атаковали сзади. Сергею с близкого расстояния прострелили левую ногу, а Узлову — правую. Обливаясь кровью, полицейские повалились на булыжник. Подлетел лихач, забрал Болгарина и тех двоих, что стреляли, и умчался в переулок.

Лыков оказался возле помощника самым первым и схватил его за плечо:

— Лежи, не дергайся. Я перетяну ногу ремнем.

Пока сыскные перевязывали своих товарищей, бандиты разбежались.

Статский советник рвал и метал. В душе, правда, радовался, что обошлось. Могло быть и хуже. Кошко рассудил так же:

— Слава богу, ребята попались с понятием. Могли пальнуть в спину, а выбрали ляжку.