Сыщик сообщил авиаторам еще много интересного. В следующем году германцы в дополнение к уже имеющемуся у них Первому воздухоплавательному батальону планируют сформировать Второй и Третий. А на цеппелине LZ-6 в виде опыта установили аппарат беспроволочного телеграфа. С его помощью можно передавать на землю результаты разведок! Шабский усомнился в этой новости. Ведь при работе передающего ключа образуются искры. Это крайне опасно на корабле, наполненном водородом. Лыков сообщил, что немцы учли это и создали целую систему подавления искр. Хорошо бы и нам наладить связь с землей.

Заинтересовала летунов и новость, касающаяся аэропланов. Граф Цеппелин после крушения своего корабля LZ-4 под Штутгартом два года назад, получил 8 миллионов марок пожертвований на развитие воздухоплавания. Он основал на эти деньги целый концерн. И помог своему другу Теодору Коберу создать во Фридрихсхафене завод по изготовлению военных гидропланов. Гросс-адмирал Тирпиц категорически возражал против использования авиатики в армии и на флоте. Но кайзер лично приказал форсировать это внедрение.

Еще Алексей Николаевич передал штабс-капитану чертежи последнего цеппелина, а также мягкого дирижабля модели Августа фон Парсеваля, главного конкурента неистового графа Фердинанда.

Расставались летуны и сыщик вполне дружески. Шабский сказал:

— Спасибо вашей агентуре, она делает большое дело. Варишься в собственном соку, а там, оказывается, вон что… Время злое, а станет еще злее.

— Войны ждете?

— Ее, окаянной. Тогда и в небе станут кровь проливать. И надо быть к этому готовым.

— Германцы опять впереди всех, — сердито констатировал Лыков. — Когда же мы окажемся в первой шеренге?

— Если бы только германцы, — подхватил штабс-капитан. — В Италии строят самый большой в мире дирижабль. Его длина составит сто двадцать метров! Это шестьдесят саженей. Он будет бомбометателем. От атаки с воздуха отбиться пока нечем. Я встречался с артиллеристами, просил их подумать над пушкой, которая сможет стрелять вверх.

Продан сообщил озабоченно:

— В том же Мюнхене неделю назад дирижабль «Парсеваль Шестой» совершил первый полет с пассажирами. Перевез шестнадцать человек. Представляете? Половину взвода. И они постоянно совершенствуют свои аппараты. Скоро взвод поднимут, а там и роту. Высадят их в тылу нашей линии, и воюй на два фронта.

— А на чьей стороне, по-вашему, выступит Италия? — поинтересовался Шабский. — На германской или франко-русской?

Лыков сделал умное лицо:

— Никто пока не знает. С одной стороны, у них соглашение с Германией и Австро-Венгрией. С другой — давние территориальные споры с австрияками и большие аппетиты на Балканах. Так что все может перемениться в любой момент. И кого будет бомбить самый большой в мире дирижабль — это вопрос.

На прощанье статский советник договорился со штабс-капитаном, что тот возьмет его с собой на борт «Лебедя» в ближайшую субботу. Дирижабль будет совершать учебный полет, отрабатывать маневры в воздухе. Ольге Владимировне Лыков благоразумно об этом не сообщил.

Наконец, праздники закончились. Из Москвы приехал Телятьев и с порога заявил:

— Важные новости. Разрешите доложить с глазу на глаз?

— Почему такая секретность?

Москвич замялся:

— Мы там слышали про эти случаи. Вахмистр будто бы повесился, который был у «Альфы» наводчиком. Я и подумал…

Статский советник пристально смотрел на коллежского секретаря. Тот закусил удила и закончил мысль без экивоков:

— Возможна утечка. Прошу впредь заслушивать мои сведения без посторонних.

— Сергей Манолович таковым не является, насчет остальных согласен. Вы правы, мы тут совсем того… Докладывайте.

Осип Германович сообщил следующее. Агент МСП подслушал в пивной на Полянке интересный разговор. Беседовали два маклака, хорошо известные сыщикам. Одним был Григорий Добин, сожитель владелицы часового магазина Подковыриной, что на Домниковской улице. Он уже дважды сидел за сбыт краденого, в последние годы остепенился, а может, стал осторожнее. Собеседником Добина был Александр Соколов. Ему принадлежала лавка покупки и продажи случайных вещей на Александровской улице — известное место сброса воровской добычи.

Добин сказал «коллеге»:

— Есть хорошая вещь, дорогая. Восемь тысяч можно взять. Но в Москве ее сбыть нельзя.

— Что за товар? Сверкальцы?[33]

— Они самые. Браслет, рыжье. А в нем на двадцать каратов камушки.

— Почему в Москве нельзя?

— Меченая вещь. Колька Болгарин взял ее на Арбате, в отделении Второго общества. А у них, слышь, атаман брать кле[34] запрещает. Будто бы на них попасться легко.

— Ну? Пусть нам отдаст, мы облебастрим.

Добин рассердился:

— Там такой человек, что голову тебе прошибет! Атамана ихнего никто в глаза не видел, а все боятся. Колька сам от него дрожит, как осиновый лист. Стянул из ломбарда цацку, нарушил запрет. Теперь не знает, что с ней делать. Маз узнает — амба. Теперь дошло?

Соколов задумался, потом сказал:

— А если в Питер свезти? У меня там есть покупатели.

— И там не хочется. Близко. А в Варшаве людей имеешь?

— Имею, но с ними надо говорить.

— Начинай разговор. Вещь у меня, Колька согласен ее сдать за две больших.[35] А она тянет на десять! Все, что сверху, наше. Я хочу треть.

— Кле у тебя с собой?

— С собой.

— Покажи.

Барыги ушли в нужник и через пять минут вернулись. Оба были серьезны и торжественны, выпили водки и, видимо, ударили по рукам.

Статский советник сразу схватил суть:

— Атаман запрещает брать при налете вещи! Да ведь это наш, из банды «Альфа»!

— Очень может быть.

— А что случилось на Арбате?

— На масляной неделе ограбили Арбатское отделение Второго Московского общества под заклад движимости. Застрелили помощника кассира. Взяли сорок пять тысяч наличности разными купюрами, две бумажки по пятьсот рублей оставили.

— Точно наши! Они, стало быть, и в Москве хищничают…

— Еще пропала одна-единственная вещь из заклада, — продолжил рассказ чиновник МСП. — Золотой панцирный браслет с десятью бриллиантами и рубином.

— Тот, о котором говорили маклаки, — констатировал Азвестопуло. — Ух как здорово! Мы ищем их в Петербурге, а ребятишки улизнули в Москву и хапнули там. А кто такой Колька Болгарин?