Я не колебался ни минуты; приказ надо было выполнить, не задавая лишних вопросов. Самый лучший ходок во взводе, я стремился испытать себя в деле, хотя мой энтузиазм несколько расхолаживало чувство опасения, с чем мне придется столкнуться.

Дорога к деревне спускалась с холма, лишенного всякой растительности; меня прекрасно видели вражеские наблюдатели, и я был открыт артиллерийскому огню. Кругом не было никого, когда я направился вниз по склону. Заметив меня, французская артиллерия почти сразу же начала обстрел. Услышав свист приближавшегося снаряда, я бросился в придорожную канаву, прежде чем он успел разорваться впереди меня в сотне метров.

Позднее я научился по характеру свиста определять расстояние, на котором падают от нас снаряды, и представляют ли они для нас опасность. В России я обычно говорил: «Это в ста метрах от нас. Пусть стреляют». Когда я в первый раз попал под вражеский обстрел, мне казалось, что снаряды падают в опасной близости.

Снаряды продолжали ложиться слева и справа от меня, один взорвался на расстоянии всего 40–45 метров. Каждый раз, когда раздавался свист приближавшегося снаряда, я бросался в кювет у дороги. Если в течение минуты все было тихо, я поднимался и, согнувшись, начинал перебежку, вплоть до того момента, когда подлетал очередной снаряд. Вероятно, я проделал это не меньше дюжины раз, и за полтора часа я продвинулся всего километра на полтора.

В сумерках я наконец-то добрался до нашей позиции в Пуйи-сюр-Мёз и вручил донесение дежурному офицеру. Теперь я был в деревне, которая давала хоть какое-то укрытие от французской артиллерии, безжалостно бившей по нам, выпуская по пять-шесть тяжелых снарядов в минуту.

Эту ночь я провел в каменном винном погребе под домом, в который набилось от двадцати до тридцати солдат. От гремевших один за другим разрывов постоянно содрогалась земля. Стояла кромешная тьма, с потолка сыпалась струйками пыль, и нельзя было не думать о том, не попадет ли следующий снаряд прямо в дом.

Когда под утро артиллерийский огонь прекратился, я оставил разрушенную деревню и отправился по той же самой дороге в обратный путь. Надо было спешить, пока окончательно не рассвело. Когда я поднимался по склону холма, я бы почувствовал, если бы кто-то целился в меня, но теперь я ощущал себя увереннее. Обнаружив случайно на дороге неразорвавшийся 75-миллиметровый снаряд, у которого выгорел заряд, я решил взять его с собой на память о моем боевом крещении и сунул его под мышку.

За выполнение этого и ряда других ответственных заданий я был награжден 10 декабря 1941 г. Железным крестом 2-го класса за храбрость. Да, я действительно ощутил, что мне многого удалось добиться. Бой может за день сделать из парня мужчину, все произошедшее со мной на холме и в подвале помогло мне быстро повзрослеть. Даже если это было только прелюдией к тому, что мне предстояло пережить в ближайшие годы.

На следующий день, 27 мая, подразделения 209-го и 220-го полков предприняли атаку через лесистую местность с целью овладеть деревней Инор, расположенной в полутора километрах от Пуйи-сюр-Мёз. После трех дней ожесточенных боев – к тому времени деревня Инор все еще находилась в руках французов – 71-я пехотная дивизия сменила наши потрепанные части в восточном секторе 58-й дивизии.

Тем временем, после эвакуации в конце мая – начале июня английских и французских войск из Дюнкерка в Англию, все соединения немецкой армии были развернуты в южном направлении. Планировалось наступление на оставшиеся соединения французской армии[14]. 5 июня Германия начала Битву за Францию, перейдя в мощное наступление. Четыре дня спустя наш 154-й полк начал наступление в направлении леса у Буа-де-ла-Ваш, который граничил с основной дорогой, шедшей на юго-восток приблизительно в одной миле от Бомон-ан-Аргон.

Когда мы начали продвижение на юг, французская артиллерия снова открыла по нас огонь, но в этот раз это были химические снаряды. Наша военная подготовка предусматривала такую возможность, и мы лихорадочно натянули противогазы. Нас сильно удивило, что снаряды не разрывались. Последующий их осмотр позволил установить, что они были произведены в 1918 г. немецкой компанией Круппа и поставлены Франции в качестве военных репараций.

В окрестностях Буа-де-ла-Ваш ожесточенное сопротивление нам оказала североафриканская дивизия; наше наступление быстро захлебнулось, и мы были вынуждены отойти с большими потерями. Однако в результате сложившейся на фронте обстановки противнику пришлось оставить оборонительные позиции и присоединиться к другим французским частям, отступавшим на юг.

11 июня путь для дальнейшего наступления был открыт.

Французская кампания. 11–25 июня 1940 г.

Военная кампания разворачивались во Франции все стремительнее. Наши части были постоянно на марше, французы продолжали отступать. Во время нашего продвижения в южном направлении наша пехота и гаубицы приводились в состояние боевой готовности три или четыре раза. Большинство боев были короткими и длились не более часа. Как правило, французская артиллерия неожиданно открывала заградительный огонь, что вынуждало нашу пехоту искать укрытия или просто залечь. Если наши пехотинцы сталкивались с серьезными препятствиями – окопавшейся в траншеях пехотой противника или бункером, полк просил огневой поддержки у нашей роты тяжелого вооружения.

13-я рота выдвигалась как можно дальше вперед, только чтобы не попасть под огонь противника, обычно в полумиле от передовой линии. В большинстве случаев наши 75-миллиметровые гаубицы справлялись с любой проблемой, и поэтому 150-миллиметровые орудия не вводились в действие.

До тех пор пока упорное сопротивление французских частей не вынуждало нас применять тяжелые орудия, снаряды даже не разгружались с повозок. Лошади и передки орудий отводились в обоз, расположенный в нескольких километрах в тылу, но в любой момент были готовы вернуться в строй.

Когда наши подразделения развертывались на более длительное время, мой взвод связи прокладывал телефонную линию от передового наблюдателя к ротным орудийным позициям, штабу роты и к штабу полка в тылу. Мы должны были также обеспечивать бесперебойную работу линий связи, которые часто выходили из строя из-за артиллерийского огня противника.

Нам сообщили, что пить местную воду запрещено, поскольку были перехвачены сообщения, что колодцы отравлены. Для того чтобы утолить мучившую нас жажду, мы начали осматривать подвалы домов в поисках вина. После короткого поиска солдаты моего взвода сумели обнаружить и поднять из подвала тяжелую бочку. Когда ее взгромоздили на передок, кто-то громко спросил: «Как мы откроем эту чертову бочку?» Один солдат произнес: «У меня есть ответ». Он достал свой «люгер» и выстрелил в нее. Через пулевое отверстие хлынуло фонтаном красное вино, проливаясь на дорогу. Все мы, не останавливаясь и продолжая идти, сменяли друг