В конце концов, то, что этот звук – точнее, тот, кто его издавал, – напугал двух ночных умельцев, говорит только о том, что его издает кто-то еще более опасный.

Вита осторожно, медленно повернулась – и с трудом удержалась на ногах.

У нее за спиной стояла собака.

То есть Вита думала, что это собака – но никогда прежде она не видела таких собак.

Собака была черная, как южная ночь. Собака была неправдоподобно огромная. Наверное, как лев. Или даже еще больше. У нее была широкая, мощная грудь и крепкие, немного кривые лапы. На мощной, толстой, как колонна, шее гордо сидела огромная голова со страшными сомкнутыми челюстями.

И тут Вита поняла, что видела точно такую же страшную морду.

Такая морда была отчеканена на той металлической пластинке, которую она купила в антикварной лавке на берегу залива. На той бронзовой застежке – как еще ее называют? Ах да – фибула. Фибула, которая лежит сейчас в ее сумке.

Мелькнула мысль, что фибула как-то связана со всеми происшествиями, которые случились в последние два дня. Мысль была важная, но тут же улетучилась, потому что Вита встретилась взглядом с собакой. И тогда все мысли вообще пропали, кроме одной: как спастись от этого монстра.

Собака стояла неподвижно, ни один ее мускул не шевелился. Ее можно было принять за статую, за каменное изваяние. За изваяние немой, затаенной угрозы.

Вита осторожно попятилась.

Собака не шелохнулась – кажется, она не возражала.

Вита еще немного отступила. Затем она на мгновение зажмурилась, а когда снова открыла глаза – огромной собаки не было. Она как будто растворилась в южной ночи.

Так, может, ее и не было? Может, черная собака померещилась Вите? Может быть, она соткалась из благоуханной, бездонной темноты южной ночи?

Но тогда от кого же убежали те двое грабителей? Ведь грабители-то точно были, Вита ясно помнит обвислые седоватые усы первого и нож в руке второго.

Из-за поворота переулка вышла шумная толпа туристов. Впереди шла экскурсовод. Вита пристроилась к группе – так было безопаснее.

История Старого города ее не интересовала, единственное, что она вынесла из многословных объяснений экскурсовода, – это то, что самые ранние постройки здесь – древнеримские, некоторые старые церкви построены на римских фундаментах. Что ж, Миляна на острове говорила то же самое.

Домой она шла крадучись, дверь открывала тихо, как мышка, в глубине души ни на что не надеясь.

С этого Филимона станется подпереть дверь стулом или завязать ручку, чтобы она вообще не попала в квартиру. Ишь как вызверился на нее сегодня. Конечно, она виновата, нехорошо читать чужие письма, но это еще вопрос, что имелось в виду в том письме! Не доверяет она этому рыжему типу, он и раньше вел себя странно, а уж теперь, при наличии письма…

Дверь, однако, открылась легко, и не висело над ней ведро с водой, и не были привязаны пустые бутылки, чтобы звенеть, так что Вита прокралась через гостиную, сняв босоножки. В квартире было тихо, дверь в спальню Филимона закрыта. Может, его вообще дома нету? Но проверить сей факт у Виты не возникло желания.

Так же босиком она прокралась в ванную, а там после душа сообразила, что забыла халат. И теперь на ней была только коротенькая шелковая пижама, мало того что открытая, так еще и полупрозрачная.

Это Ленка заставила Виту ее купить – мало ли что, говорила она, раз едешь с хахалем, может понадобиться.

Вита тогда еще возражала, что, может, еще ничего у них с Глебом и не выйдет, так что уж зря деньги тратить на бесполезную вещь… Ленка была непреклонна. Все должно быть на уровне, утверждала она с апломбом, в женщине все должно быть прекрасно: и макияж, и маникюр, и белье, и пижама. Пускай мужчина получит дополнительное удовольствие, снимая ее с тебя.

Что ж, спорить с Ленкой в вопросах секса было невозможно, она в этом вопросе разбиралась как никто.

Вита открыла дверь и нос к носу столкнулась с Филимоном. На нем были вылинявшая длинная майка серо-бурого цвета и те же самые трусы в попугаях. Похоже, они у него единственные. Попугаев было много и все разные. Как обычно, рыжие волосы Филимона были всклокочены, за ухом торчало перо от подушки, а в руке…

В руке Филимон держал длинный нож.

Сердце Виты мгновенно покатилось вниз и застряло где-то в левой пятке. На один миг она даже перестала дышать и окаменела на месте. Тело сковал страх. Неужели Филимон – маньяк-убийца? А что, этим можно объяснить странности его поведения. Никуда не ходит, ничего про себя не рассказывает, приехал на море, а сам сидит в квартире, на пляж ни ногой, правда, ездил на экскурсию на Остров, так там как раз в то время на девушку напали…

Да, но Виту он спас.

И что с того? Спас, чтобы спокойно разделаться с ней в квартире. И она, как полная дура, своими ногами притащилась сюда, чтобы он ее тут прирезал! Овца глупая!

Филимон, который при виде Виты в прозрачной пижаме застыл на месте, отмер первым. Он облизнул губы и переступил с ноги на ногу. Вита сбросила с себя оцепенение, протянула руку назад и нащупала довольно большую бутылку шампуня.

– Отвали от меня, маньяк несчастный! – заорала она и бросила в него бутылкой.

– Чего? – Он разинул рот, но все же успел уклониться, так что бутылка перелетела гостиную и ударилась в ту же многострадальную входную дверь.

Крышка была закрыта неплотно, и теперь к засохшим разводам томатного соуса прибавились кляксы от шампуня.

– Ты что, сдурела совсем? – Филимон увидел внушительных размеров бутылку и испугался задним числом.

– А ты что на меня с ножом? – Вита бросила в него мочалкой, больше ничего не попалось под руку.

– Да нужна ты мне! – Он поймал мочалку на лету и бросил ей обратно. – Я ужинаю.

И правда, на кухонном столе лежала чиабатта, разрезанная вдоль, с наполовину уложенными кусками ветчины и помидоров. Филимон отвернулся и стал нарезать еще сыр.

– Ну ты и жрать! – не удержалась Вита, которую впечатлили размеры чиабатты. – Ведь одиннадцатый час уже!

– Какое твое дело! – заорал Филимон. – Она еще будет мне указывать, истеричка несчастная!

– Ничего я не истеричка! Просто на меня напали сейчас, а тут ты с ножом…

– Да кому ты нужна! – хмыкнул он и непоследовательно добавил: – Нечего по ночам шляться!

– Сам дурак! – ответила Вита и ушла к себе.

Там она придвинула к двери стул и легла. Сон не шел, возможно, потому, что Филимон за дверью гремел посудой и двигал мебель, разумеется, нарочно.

Вита почувствовала себя вдруг очень несчастной. Ну что за жизнь у нее, в самом деле! Хотела просто на море отдохнуть, жизнь свою изменить, снова стать нормальным человеком.

И, как обычно, ничего у нее не вышло. Такая уж, видно, судьба. Как устроила ей судьба грандиозную подлянку три года назад, так до сих пор Вита в себя прийти не может.