Вскоре Елена заставила себя встать, чтобы позвонить Бонни.Бонни была сильно возбуждена и чрезмерно говорлива. Почему Елена спрашивает, неслучилось ли чего-нибудь необычного после того, как они со Стефаном ушли? Необычнымстал сам их уход! Нет, этот новый парень Дамон ничего такого про Стефана неговорил, он просто поболтался там еще немного, а затем исчез. Нет, Бонни невидела, чтобы он с кем-нибудь уходил. А что? Елена что, ревнует? Да-да,конечно, это шутка! Хотя он действительно был великолепен, разве не так? Чутьли не великолепнее Стефана — если, конечно, тебе нравятся темные волосы ичерные глаза. С другой стороны, если тебе нравятся более светлые волосы и кариеглаза…

Тут Елена немедленно заключила, что у Алариха Зальцманаглаза карие.

Наконец она повесила трубку и только тогда вспомнила прозаписку, которую нашла у себя в сумочке. Пожалуй, Елене следовало спросить уБонни, не подходил ли кто-нибудь к ее сумочке, когда она была в столовой. Сдругой стороны, Бонни и Мередит тоже отлучались в столовую. Кто-то могподложить записку именно тогда. От одного вида темно-лилового листка бумагиЕлена ощутила во рту медный привкус. Она едва могла на нее смотреть. Но теперь,оставшись в одиночестве, Елена непременно должна была развернуть записку ипрочесть ее снова. Все это время она надеялась, что слова каким-нибудь образомстанут другими. Возможно, раньше она просто ошиблась.

Но слова не стали другими. Четкие угловатые буквы так резковыделялись на бледном фоне, как будто они были десять футов в вышину.

Я очень хочу до него дотронуться. Больше, чем до любого измоих знакомых мальчиков. И Стефан тоже хочет до меня дотронуться, потому чтоявно сдерживается.

Ее слова. Записанные ею самой в дневник. В тот, которыйпохитили.

На следующий день Бонни и Мередит постучали в дверь домаГилбертов.

— Стефан позвонил мне вчера вечером, — сообщила Мередит. —Он сказал, что не хотел бы, чтобы ты сегодня шла в школу одна. Сам Стефансегодня в школу не собирается, так что он попросил, чтобы мы с Бонни тебяпроводили.

— Эскортировали, — уточнила Бонни, которая явно пребывала вхорошем настроении. — Отконвоировали. По-моему, чертовски мило с его стороны,что он так заботлив.

— Надо думать, он тоже Водолей, — предположила Мередит. —Идем, Елена. А то я убью эту дурочку, прежде чем она заикнется насчет Алариха.

Елена шла молча, размышляя о том, что за дела могли найтисьу Стефана, чтобы он решил пропустить занятия в школе. Сегодня она чувствоваласебя такой уязвимой и беззащитной, как будто с нее содрали кожу. В такие дниЕлена готова была расплакаться от любого пустяка.

На доске объявлений у канцелярии был приколот листоктемно-лиловой бумаги.

Ей следовало бы заранее догадаться. Глубоко внутри себяЕлена уже это знала. Вор не успокоился на том, что сама Елена узнала о егознакомстве с ее, исключительно личными записями. Теперь он демонстрировал ей,что эти записи вполне можно сделать публичными.

Елена оторвала записку от доски и быстро ее скомкала — послетого, как прочла. Слова словно горели у нее перед глазами.

Мне кажется, кто-то причинил ему ужасную боль в прошлом, иСтефан так и не смог с этим примириться. А еще мне кажется, что у него естькакая-то страшная тайна, и он отчаянно боится, что я ее открою.

— Елена, это еще что? В чем дело? Елена, вернись!

Бонни и Мередит последовали за ней до ближайшего дамскоготуалета, где Елена встала над мусорной корзиной, разрывая записку намикроскопические клочки и дыша так, словно она только что пробежаластометровку. Бонни и Мередит переглянулись, а затем дружно посмотрели натуалетные кабинки.

— Ну ладно, — громко сказала Мередит. — Привилегия старших.Эй, ты! — Она постучала по единственной закрытой дверце. — Выходи!

Послышалось какое-то шуршание, а затем из кабинки появиласьошарашенная восьмиклассница.

— Но я даже не…

— Прочь отсюда, — приказала Бонни. — А ты, — велела онадевочке, моющей руки над раковиной, — встань за дверью и позаботься о том,чтобы сюда никто не вошел.

— Но почему? Что вы тут…

— В темпе, мочалка. Если кто-нибудь войдет в эту дверь, тыза это ответишь.

Как только дверь закрылась, Бонни и Мередит подступили кЕлене.

— Ладно, это вооруженное нападение, — сказала Мередит. —Давай, Елена, выкладывай.

Елена порвала последний крошечный клочок бумаги, не зная —плакать ей или смеяться.

Она хотела все рассказать подругам, но не могла. Тогда онарешила рассказать им только про дневник.

Выслушав краткую историю, Бонни и Мередит были столь жеразгневаны и возмущены, как и сама Елена.

— Должно быть, дневник украли на вечеринке, — наконецзаключила Мередит, как только все трое закончили свои рассуждения касательнохарактера вора, его морального облика и вероятного места назначения в загробнойжизни. — Но это мог сделать любой. Я не помню, чтобы кто-то конкретный подходилк твоей сумочке, но, с другой стороны, гостиная была битком набита народом, и ямогла не заметить.

— Но ради чего кому-нибудь захотелось бы это сделать? —вставила Бонни. — Если только… Помнишь, Елена, той ночью, когда мы нашлиСтефана, ты на что-то такое намекала. Ты тогда сказала, что, скорее всего,знаешь, кто убийца.

— Не скорее всего знаю, а точно знаю. Но если ты тем самымподразумеваешь, что вор и убийца — это одно лицо, то я в этом далеко неуверена. Хотя и предполагаю, что так могло получиться. Да, пожалуйста могласделать та же самая персона.

Бонни явно перепугалась.

— Но ведь это значит, что убийца — ученик школы! — КогдаЕлена отрицательно покачала головой, Бонни продолжила: — А раз так, то навечернике были только два человека, которые не являются учениками школы, — тотновый парень и Аларих. — Выражение ее лица резко изменилось. — Но Аларих неубивал мистера Таннера! Его тогда даже в Феллс-Черче не было!

— Я знаю. Аларих этого не делал. — Елена уже зашла слишкомдалеко, чтобы теперь останавливаться. Бонни и Мередит знали слишком много. —Это сделал Дамон.

— Так тот парень убийца! Тот, который меня поцеловал?

— Бонни, успокойся. — Как всегда, чужая истерика заставилаЕлену собраться. — Да, он убийца, и мы трое должны держать с ним ухо востро.Вот зачем я вам все это рассказываю. Никогда, ни при каких условиях неприглашайте его к себе домой.