Тереза поднесла ко рту очки и принялась покусывать дужку. Она так часто поступала, однако сейчас ей было необходимо выиграть время, чтобы прийти в себя, справиться с замешательством и восстановить речь.

Черт побери, как же его зовут?

Бесполезно.

— Извините, — бессвязно пробормотала она, поднявшись.

Прошла в туалет, закрыла за собой дверь и повернула ключ. Она дошла сюда сама, не спросив помощи, значит, ей известно это место.

Отдышавшись, Тереза взглянула на себя в зеркало и увидела испуганную старуху.

«Всего лишь минутная слабость», — мысленно проговорила она.

Это было неправдой — она прекрасно осознавала, что с ней происходит.

В это время года долина походила на термитник, заливаемый дождями. Повсюду бурлила жизнь, в обе стороны дороги вдоль горного склона тянулись бесконечные вереницы машин. Однако в отличие от насекомых, зимовавших глубоко под землей, человеческие существа не прятались в норы с приходом холодов. Они казались ему цветными пятнами, копошившимися в снегу.

Люди были похожи на него, и в то же время отличались. Он часто спрашивал себя, какой от них прок. У термитов, например, мощные челюсти, которыми те прогрызают деревья, освобождая место для молодой поросли. Без их стараний лес бы погиб.

Человеческие же существа истребляют себе подобных, отбирая пропитание у самых слабых. Стая паразитов, созданная природой по ошибке, с таким же отталкивающим запахом, как у выросшей в тени травы с плоскогорья.

Он наблюдает, пытаясь отыскать связь между звуками и вещами, подражает, перенимает опыт у людей. Входит в их жилища.

Не замечая его присутствия, женщина хлопочет по дому, переходя из одной комнаты в другую. Он крадется за ней следом, прячась по углам, когда та оборачивается, вдыхает ее запах, рассматривает изгибы тела.

Потеряв к женщине интерес, он поднимается по лестнице на верхний этаж. Там в кроватке играет ребенок. Их глаза встречаются, и малыш улыбается. Он выглядит сытым и довольным. От него пахнет молоком.

Он идет дальше, прямиком к расстеленным на кровати одеялам. Они плотные, мягкие и теплые, как овечья шкура. Потянув одеяло на себя, он растормошил кота, свернувшегося калачиком сверху. Фыркнув, кот мигом удирает из комнаты.

Ребенок встревоженно вскрикивает. Мать снизу зовет его по имени.

Войдя в комнату, она берет малыша на руки, что-то нежно приговаривает и садится на кровать. Вслед за шуршанием ткани раздается жадное чмоканье. Мать тихо напевает вполголоса: эти звуки напоминают щебет птиц по весне.

Он различает каждое движение над головой. Кровать поскрипывает под весом двух тел.

Что-то падает на пол, и женщина произносит какое-то слово.

«Иг-руш-ка», — повторяет он за ней, и его шепот тонет в звуках колыбельной. Он выучил новое слово.

Все это время он рассматривает ее кожу: задравшаяся ткань оголила щиколотку. Нога розоватая и гладкая. От нее веет теплом, так и хочется коснуться. Он тянется пальцем, но что-то его останавливает.

Замерев на пороге, кот следит за ним перепуганным взглядом.

Прикусить кулак. Сколько лет своей жизни Тереза кусала кулак, чтобы заглушить подступавшие к горлу рыдания? Этот способ выручал ее в критических ситуациях, особенно на людях. В прошлом, которое ее никак не отпускало, такое происходило сплошь и рядом. Она сожгла это прошлое на погребальном костре старых фотографий, но не питала иллюзий, что избавилась от него насовсем. Лишь надеялась, что в будущем боль притупится, и, похоже, судьба смилостивилась — Тереза свыклась с болью, как со старым приятелем, и несла в себе этот груз, не отрекаясь от воспоминаний.

Прикусить кулак и стиснуть зубы. Тереза открутила кран, и журчание воды приглушило предательские всхлипы. Все это время она неотрывно смотрела на свое отражение в зеркале, чтобы ничего не упустить, в надежде, что так все скорее закончится. Она с нетерпением ждала момента, когда страх и отчаяние отступят, оставив ее обессиленной, но свободной: с дырой вместо сердца. Однако, казалось, происходящему не будет конца и края.

Она с состраданием посмотрела в свои перепуганные глаза, чтобы не чувствовать себя такой одинокой. Кроме себя самой, рассчитывать было не на кого. Несчастная, потерянная Тереза, любовь к которой только крепла с годами и жизненными невзгодами, но которой она ничем не могла помочь. Не в этот раз — сейчас от нее ничего не зависело.

Страшась дать название своим подозрениям, она спрашивала себя: какое будущее ей уготовано? Сколько сил потребуется, чтобы все это вынести? И сколько времени у нее в запасе?

Последний всхлип утонул в глубоком вздохе. Убрав руку ото рта, Тереза взглянула на свое перепуганное отражение. Умылась несколько раз ледяной водой, тщательно промокнула лицо салфеткой. Никто не должен догадаться о ее чувствах. Никто не должен ее жалеть. Нужно замаскировать растерянность и молить всемогущего Бога, чтобы он отсрочил следующий приступ.

За дверью ее ждут люди и новое расследование. Ей предстоит найти убийцу для того, чтобы восторжествовало правосудие, о котором взывают жертвы. Минутная слабость миновала — пора действовать.

— Я бы подождал.

Симоне Де Карли смотрел на Массимо, скрестив руки на груди. Он выглядел намного моложе своих тридцати лет. С едва заметной бородкой на моложавом лице, с татуировками на предплечьях и в узких джинсах, он походил на подростка.

Массимо пропустил его совет мимо ушей.

— А вдруг ей плохо? Она там уже целую вечность, — возразил он.

Симоне поколебался и ответил почти шепотом:

— Еще одна причина, по которой не стоит лезть на рожон. Если бы ей нужна была помощь, она бы нас позвала. Не сту…

Массимо постучал. Изнутри доносилось журчание воды и звук рвущихся салфеток. Судя по всему, Тереза Батталья была жива.

— Комиссар, с вами все в порядке? — спросил Массимо.

Дверь резко распахнулась, и на Массимо зыркнула пара сердитых глаз.

— Марини, ну почему ты везде суешь свой нос?!

Батталья была жива и, как всегда, не в духе. Массимо обернулся к Де Карли, но того и след простыл.

— Я беспокоился, — проговорил Марини, посмотрев ей в глаза. — Но вижу, что зря.

У нее было помятое лицо, будто она долго плакала. В волосах, около ушей, повисло несколько прозрачных капель. Вспомнив о шуме воды за дверью, Массимо подумал, что ее попытки привести себя в порядок ледяной водой не возымели успеха. Он спрашивал себя, что довело ее до такого состояния.

— Я сказал Кнаусу и его людям, что на сегодня совещание окончено, — доложил он.