Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наверное, хоронили здесь известных людей, хотя фамилии их были мне не знакомы.
Может, и сейчас сюда приезжают их дальние родственники, так как я рассмотрела сравнительно недавно возложенные венки и искусственные цветы.
Я ускорила шаг и заспешила пройти мимо ухоженных могил — если на кладбище и есть что-то интересное для меня, скорее всего, оно находится в заброшенной его части.
Наверное, чтоб обнаружить на Покровском погосте сборище готов, надо прийти сюда ближе к вечеру — утро вряд ли располагает к «распитию бокала вина в заброшенном месте», как говорилось на форуме. Зато в темное время суток пришлось бы пользоваться фонариком, и не факт, что я нашла бы «ритуальную могилу» Надежды Инюшевой.
В конце концов, утешу себя мыслью, что сейчас я произвожу разведку — выясняю, где что находится, чтобы потом хорошо ориентироваться на кладбище.
Немного утешив себя этой мыслью, я заспешила по дорожке, стремясь побыстрее покончить с кладбищенской прогулкой.
Где-то вдалеке тоскливо, протяжно завыла собака — наверное, моя знакомая дворняга. А может, другая бездомная псина — обычно на кладбищах полно брошенных, никому не нужных животных.
Бытует даже суеверие, что душа умершего человека может поселиться в теле какого-нибудь пса или кошки, поэтому на погостах так много всякой живности.
Подул холодный ветер, и я подумала про себя, что пора надевать более теплую куртку.
Хорошо все-таки, что сегодня природа решила передохнуть от пролития слез на уже остывающую от летней жары землю и попросту хмурилась унылыми тучами.
По обеим сторонам от дорожки виднелись могилы и памятники, но мне почему-то не хотелось заходить в глубь кладбища и исследовать надгробия. Хотя надо все-таки посмотреть, вдруг обнаружу еще какую-нибудь ритуальную могилу…
С этой целью я завернула в сторону, обошла памятник некоей Марии Буравкиной, которой на момент смерти исполнилось 89 лет. Могила старушки была ухоженной — может, кто из родственников посещает ее до сих пор. Что из того, что Покровское кладбище больше не действует — ведь с захоронениями ничего не случилось, оставшиеся родные покойников по-прежнему навещают своих ушедших бабушек и дедушек. Вот и венок на могиле Буравкиной практически новый — наверное, кто-то приходил к ней совсем недавно.
Внезапно я увидела впереди лавочку, на которой сидела какая-то фигура в черном. Интересно, кто это — человек, пришедший побеседовать с погибшим, или кто-то еще…
Я бесшумно подошла к лавочке и присмотрелась к сгорбленной фигуре. По субтильному телосложению и длинным черным волосам я поняла, что вижу перед собой молодую девушку. Сомневаюсь, что это парень — несмотря на моду молодых людей носить длинные волосы, одежда, черное плотное пальто, больше походило на женское.
Пока, судя по внешним признакам незнакомки, она вполне походила на человека, которого я ищу. Черная одежда и такого же цвета волосы — уже обнадеживающие данные, по которым можно заключить, что девушка относит себя к готам.
Я окликнула девушку с вежливым вопросом, можно ли сесть на лавочку.
Незнакомка повернула ко мне голову, и я едва удержалась от ликующего возгласа. Черные тени, подводка, мертвенно-бледное лицо, красные губы…
Косметика, говорящая красноречивее любых слов.
Девушка окинула меня внимательным взглядом и, видимо, тоже осталась довольна — ведь я выглядела под стать ей.
Ответить она не ответила, а только кивнула — вроде садитесь, гостем будете.
Я присела рядом с девушкой и искоса оглядела ее.
Черное пальто было застегнуто на все пуговицы, поэтому во что она была одета под ним, я не знала. На ногах юной неформалки были надеты ботфорты такого же черного цвета на высокой платформе, а из-под рукава выглядывало серебристое украшение, наверное, браслетик.
Девушка молча смотрела вперед, словно разглядывала какую-то могилу, поглотившую все ее внимание.
Я взглянула в ту же самую сторону, но ничего интересного не увидела.
На памятнике было указано, что здесь покоится Ковалев Михаил Юрьевич 1933 года рождения.
Может, это ее дедушка? Точнее, прадедушка?..
— Это ваш родственник? — кивнула я на надгробье, которое внимательно изучала незнакомка.
Та отрицательно помотала головой.
— Просто гуляете по кладбищу? — уточнила я.
Утвердительный кивок головой.
Я решила, что беседу можно смело продолжать — по крайней мере, девушка не выразила протеста и не попросила оставить ее в покое.
— Меня Мара зовут. — Я решила представиться своим готическим прозвищем, так как девушка — гот, скорее всего, она назовет вымышленное имя.
Но незнакомка молчала, и я продолжила свой монолог.
— Я люблю осенью гулять по заброшенным кладбищам, — нагло соврала я. — Обстановка самая подходящая, я потом стихи сочиняю и картины рисую.
Вот это я, пожалуй, зря. Еще заинтересуется и попросит продекламировать что-нибудь, а стихи я только в школе учила. И не припомню никаких связанных со смертью или с кладбищенской тематикой. Сейчас фантазии мне хватит только на рифмовку «любовь — кровь», но думаю, это не слишком оригинально…
— Я тебя раньше не видела, — заметила незнакомка. — Хотя последнее время часто здесь бываю.
— Ну, у нас в Тарасове не одно Покровское кладбище, — заметила я. — Есть и другие, тоже красивые и заброшенные.
— Мне больше всего тут нравится, — сказала девушка. — Покровское самое загадочное, здесь много привлекательных мест, кроме того, оно старое и наполнено особой атмосферой. И добираться до него недалеко.
— Ты рядом живешь? — уточнила я. — Все-таки, как мне к тебе обращаться?
— Можешь называть меня Мэри, — представилась девушка. — Можно сказать, я здесь живу. На кладбище больше провожу времени, чем дома. Мне здесь комфортнее, только тут я чувствую себя в своей тарелке. Не могу сейчас находиться в четырех стенах, это меня угнетает… Я как только захожу в дом, так сразу хочу бежать оттуда, вчера даже в дождь я до вечера здесь бродила. Мне это помогает…
Я искоса посмотрела на свою собеседницу. Говорила она не только странно, я не имею в виду содержание ее рассказа.
Девушка как-то растягивала слова, иногда запиналась, точно не могла подобрать нужное выражение. А потом начинала говорить слишком быстро, поспешно, как будто боялась упустить дельную мысль.
«Может, она не совсем психически здорова», — подумала я про себя.
Все-таки странно, когда человек не может находиться дома и находит спокойствие только на кладбище.
Я слышала о таком расстройстве под названием «дромомания», или, говоря по-русски, бродяжничество.
Речь идет не о бомжах и вынужденных переселенцах, а об обычных людях, у которых есть собственное жилье.