Кася кивала с несчастным видом, а когда Соколов поднял рукув прощании, с видимым облегчением захлопнула половинки металлической книги,голос и шумы Станции разом оборвались. Семен сочувствующе погладил девушку поплечу:

— Не огорчайся. Его сейчас все теребят. Комиссия закомиссией! А он не администратор — крупнейший генетик, лауреат... Работать недают. Как еще не бросается на всех, ума не приложу. Я бы не выдержал.

Кася увидела замершего неподалеку варвара, гордо вскинуланосик. Ее слезы, едва начавшие накапливаться в уголках глаз, мгновенно высохли,Голос стал ядовито-вежливым:

— Как наша связь?

Варвар не двигался, но в лице его Кася читала сильнейшеепотрясение. Он поинтересовался охрипшим голосом:

— Это... запахами? Или как-то иначе?

— Как-то иначе, — ответила Кася мстительно.

Варвар чуть сдвинул брови, спросил очень осторожно:

— Если не запахи...

— Ты у нас все знаешь в Лесу, — ответила Кася.

Семен крякнул, отвернулся. Кася остановила себя наполуслове, словно поперхнулась, горячая кровь стыда прилила к лицу. Варваргруб, но не виноват, что Соколов ее обидел, уделив для связи лишь две минуты.Соколов не знает, как здесь страшно, иначе нашел бы время подбодрить,поддержать, как делал прежде. Варвар тем более не должен страдать от перепадовее настроения. Пусть лучше думает, что она — заносчивая и злая, не желаетвыдавать тайну связи. Это не ранит мужское самолюбие, как если бы пришлосьразъяснять устройство радиосвязи ему, человеку каменного века.

— Связь хороша, — выдавил варвар черезсилу. — Я не знаю животных, которые передавали бы такую четкую картину. Низапахами, ни стуком, ни вибрацией почвы... Правда, самая четкая система связи усамых глупых и примитивных животных, а я ими никогда особенно не интересовался.

Семен опустил голову, пряча улыбку, отошел. Кася мгновенновспыхнула, жалость к варвару разом сменилась острой неприязнью. Сравнил с животными!Глупыми! Примитивными!

Варвар, словно ощутив перемену ее настроения, ушел вслед заСеменом. Он, судя по его виду, не чувствовал себя ни глупым, ни примитивным.Явился дим, сладкий сок едва не выплескивался из ушей, а раздувшийся от сытостиХоша не сидел, а лежал между сяжками. Варвар с ходу принялся чиститьГоловастика, тот в свою очередь нашел на нем пятнышко плесени, шершавый языкедва не свалил хозяина с ног. Влад ухватился одной рукой за переднюю лапу, стреском тер миллионорублевым модулем по раздутому абдомену, постучал рукоятью,могучий как десантный танк ксеркс послушно присел, жесткая щетка спронзительным скрипом пошла по бокам, затем варвар продраил соединительныешарниры стебелька, швы на стыках сегментов, защитные пласты кутикулы.

Не пропустил ни клочка на панцире, ксеркс вовсе забалдел, повыражению Семена — химик иногда употреблял вовсе шокирующие Касю определения, втакие мгновения она не верила, что перед ней доктор химических наук, —сейчас у грозного зверя можно украсть кошелек, обобрать с головы до ног. Касяподозревала, что если бы у бедного муравья было что красть, доктор наук илауреат из непонятной женщинам лихости обязательно попытался бы это сделать.

— Как лижутся, — сказала Кася сотвращением. — Прямо как генсеки прошлых лет.

— Не ревнуй, — обронил Семен.

— Я? — вспыхнула Кася. — Просто смотретьгадко.

— А вдруг у них там эрогенные зоны? Касенька, неподходи с нашими понятиями. Это другой мир. Кстати, замкнутый. Муравьи, если тызнаешь, не могут жить без коллектива. Даже не могут переваривать пищу водиночку. А этот ксеркс жив! Почему? Подумай. А тем временем просмотрикомбинезон. Вон у тебя под коленом присосался мерзкий по виду грибок!

— Ткань выдержит.

— Ее проверяли на прочность в лаборатории, а здесь —джунгли.

— Ткань выдерживает все мыслимое, — повысила голосКася. — Яды, кислоты, разрывы, проколы...

Семен смолчал. Его комбинезон блестел. Подобно Владу иксерксу, он чистился часто — Кася ощутила неудобство, женщина, а вродезамарашки. В Мегамире во всем откапываешь первоначальный смысл: мода на чистотуявилась из жестокой необходимости — грязнули вымирали первыми. Даже в прежнемСтаром Свете.

Тепло из воздуха уходило сперва медленно, затем Касяощутила, как судороги пробегают по всему телу. В Старом мире кожа пошла быпупырышками, а в Мегамире весь не толще прежней пупырышки — холод пронизываетцеликом, одновременно с кожей остывает сердце, печень, внутренности. Чутьпередержал, жди острую режущую боль, если не умеешь заглушать. Старожилынаучились вырабатывать прямо в организмах болеутоляющее, но неизвестно — кдобру ли. Боль — сигнал о неблагополучии.

Влад указал на щель у подножья раскидистого мегадерева:

— Заночуем там.

Семен робко предположил:

— Не лучше ли... на мегадереве?

Влад не повернул голову:

— Не лучше.

Они забрались в трещину, сверху закрыли сетью, пропитаннойалломонами. Сеть нашлась у варвара, Семен и Кася никогда не спали вне Станции.Даже в первом поиске сбежавших генетиков, они всякий раз к ночи возвращались наСтанцию. Правда, всякий раз — это дважды. На третий день была авария, тогдавпервые ночь прошла вне Станции, но Глеб и Кася были до того измучены, что незамечали ужасов — впали в мертвый сон. А Ковальский из него почти не выходил.

Варвар почти сразу заснул, стоя, привалившись к стене.Вообще Кася заметила, что он присаживается редко, а на четвереньки опускатьсяизбегает вовсе. Ритуальное, предположил Семен. Запреты жрецов, шаманов. Ужасынаказания. На четвереньках намного легче бегать. В Мегамире прямоходящего ждетмасса трудностей, любое движение воздуха — даже не ветер, валит с ног.Примитивные племена обязаны становиться на четвереньки! Чересчур велик соблазн.

Семен и Кася долго не спали, переговаривались, опасливопоглядывая наверх. Там на темном небе появилась огромная страшная фигура,поводила сяжками, сканируя ночные запахи и беседуя с Хошей, тот не бросалжвалоносца. Семен удивленно покачал головой: и здесь, среди странных зверей,свои симпатии, привязанности! Мог же крохотный дракончик уютно устроиться нагруди варвара в относительном тепле, но остался с ксерксом, греет другу лобтеплым пузом, скрашивает одиночество ночного дежурства.

Стены разогретого за ночь ущелья остыли, потянуло холодом.Семен перехватил капсулку из руки Каси:

— Будешь разогреваться на ночь?

— Не могу же... в ночной анабиоз... как насекомые!

— Первые исследователи каждую ночь впадали. Может быть,потому и прожили так долго?

— Журавлев, Немировский?.. Они прожили долго, новсе-таки погибли. А те их коллеги, которые жили по-человечески, умерли своейсмертью.