Здесь, перед соседями, мы не стеснялись открыть в себе стороны, которые скрывали от коллег и знакомых. Вот так мы выглядим в пять утра, когда приезжает машина за мусором. Во столько-то ложимся спать. Ведем такую-то жизнь. Нас вполне можно назвать семьей, мы знаем распорядок друг друга, знаем, кто к кому приезжает, у кого какие слабости.

Знаем, кто опоздал на работу (а потом еще и соврал о причине). Замечаем, чьей машины вечером нет в обычное время. Видим, чей мусорный бачок заполнен до краев у дорожки возле дома (хотя здесь особых сюрпризов не бывает). Слышим споры из открытых окон и задних двориков, при этом мы вовсе не подглядываем или подслушиваем, скорее мы – доверенные лица.

Я позвонила в дверь Шарлотты ровно в девять. Она вышла открыть босиком, в легинсах и свободном топике поверх спортивного лифчика, будто только что вернулась с пробежки. Хотя на это намекала только одежда. Волосы блестят, аккуратно уложены, в доме пахнет кофе и только что срезанными цветами. Вчерашних чемоданов в прихожей нет, не видно и дочерей.

– Привет, – сказала она нарочито спокойным голосом. Потом показала на лестницу у себя за спиной. – Девочки спят. – Она чуть закатила глаза. – Подростки летом, сама знаешь. Проходи. В кухне они нас не услышат.

Я прошла за ней мимо лестницы, по коридору, в кухню. Барная стойка и три высоких табурета под ней отделяют кухонную зону от гостиной, стола нет, отчего комната выглядит просторной.

Шарлотта все еще прихрамывала, для тех, кто в курсе, это было заметно. В разгар развода она попала в аварию, упала в канаву, и что-то в ноге сместилось. Пришлось оперировать колено. Хромота особенно заметна, когда Шарлотта босиком, ступает с осторожностью. Остаточный страх после несчастного случая. В шортах я вижу ее редко, и ее хромота иногда застает меня врасплох. Но приятно сознавать, что есть вещи, которые нам не подвластны. Даже она не могла предположить, что из леса выскочит олень. Что инстинкт может подвести ее – крутанула руль не туда, в сторону озера, а там канава.

– Девочки едут к Бобу? – спросила я.

Секундное колебание, она посмотрела на меня через плечо.

– Нет, все каникулы здесь.

– А Молли вчера сказала…

– Да, – сказала она, отмахиваясь от моих слов, – он всех сбил с толку, предложил забрать девочек на выходные.

Шарлотта налила две кружки кофе, устроилась на одном из высоких барных табуретов, оперлась подбородком на руку и приготовилась меня слушать.

Наедине с Шарлоттой мне всегда как-то не по себе. Будто мы до того друг от друга отличаемся, что не заметить это невозможно. После отъезда Боба она поставила себя в железные шоры. Спокойная, невозмутимая – такой она была и раньше. И вот ее брак распался прямо на глазах у всех, и она прекрасно знала, что все мы в курсе – наверное, для нее это было смерти подобно. Я тоже знаю, каково это. Выстраиваешь жизнь, и вдруг она рушится, а весь поселок – немые свидетели. Казалось бы, развод мог сделать ее человечнее. Но нет – вышло ровно наоборот. Она окружила себя кирпичной кладкой – попробуй найди в ней брешь.

– Вообще-то… – Я вытянула руки вперед, универсальный жест, когда человек заявляет о своей невиновности. – Я понятия не имела, что она приедет ко мне. Если честно, перепугалась до смерти.

– Хмм… – Этот звук мог значить многое. Лицо непроницаемое. Чистый фарфор. – Могу себе представить. – Она положила немного сахара себе в кружку, ложечка чуть звякнула.

– Она просто… – я наклонилась вперед, как заговорщик, – просто вошла в дом как ни в чем не бывало.

– И? – спросила Шарлотта, поднося к губам дымившуюся кружку.

– Похоже, она приехала за своими вещами. – Я не стала говорить про деньги, спрятанные в ее старом каяке. – Ты вчера смотрела телевизор, когда выступала ее адвокат?

Шарлотта покачала головой, кружка застыла в руке. Это ее и выдало, она затаила дыхание. Заинтригована, хотя не подает виду. Вот бы как-то встряхнуть ее, пробиться под поверхность, поделиться тайной. Куда там! Она считает, что проявить чувства – значит дать слабину. Железная леди – тебе от нее что-то надо, а ей от тебя – ничего.

– Руби сказала, что они подадут в суд, – добавила я наконец.

Шарлотта поставила кружку на стойку.

– На кого именно?

Я повела плечом, добавила в кружку сливки и сахар. Мне и правда нужно прочистить голову, после тяжелой ночи там сплошной туман. Кофе – самое то.

– Этого она не сказала. Но вчера поехала на встречу с адвокатом.

Шарлотта снова подняла брови.

– И?

– И до сих пор не вернулась.

Шарлотта тяжело выдохнула.

– Может, она и не вернется. Может, это не имеет отношения, – она взмахнула рукой с ярким маникюром, – ни к кому из нас.

Я и сама на это надеюсь.

– Вообще-то, – я сделала глоток прекрасно сваренного кофе, – она взяла мою машину. Поэтому я все-таки надеюсь, что она вернется.

Шарлотта прикрыла глаза и, сняв маску безразличия, негромко засмеялась.

– Ну ты даешь, Харпер.

Стало ясно – я прощена. Я вернулась в образ, в каком она меня всегда видела. Доверчивая, наивная. Готовая быть добренькой для всех подряд, а сама не видит то, что творится у нее под носом. О том, что Айдан хочет смыться, узнала последней. Последней смирилась с виной Руби, но простить ее можно – такой уж она человек.

– Знаю, она застала меня врасплох. Нет, я не сказала ей, мол, бери машину, – объяснила я. – Но, если честно, брать машину тоже не запретила.

Шарлотта чуть качнула головой и посмотрела на меня взглядом старшего товарища. Будто сейчас поделится мудрым советом. Она заглянула мне в душу, обнаружила там некий дефект, и теперь его надо вытащить наружу, а дырку залатать.

– Думаю, тебе придется сказать ей: уезжай. После того, как вернет машину, – посоветовала она.

– Как я ей это скажу? – спросила я. Не без сарказма, но все-таки пусть ответит – как? У нее две дочки на грани созревания, она знает подноготную всех и каждого в школе. Кому, как не ей, решать вопросы такого рода? Что бы Шарлотта сделала, заявись Руби без приглашения не ко мне, а к ней?

– Это не ее дом, Харпер. И никогда им не был.

– Но за аренду она мне платила, – возразила я.

Да, платила, причем вперед, за три месяца – не жилец, а мечта. Говорила, мол, из-за денег можно испортить отношения, она не хочет, чтобы я ей напоминала про оплату. Руби всегда следила за тем, чтобы не быть в